Гишпанские страсти. Оговор

[Mih]

Гишпанские страсти. Оговор

Жила-была прекрасная сеньорита Изольда, волею судьбы бывшая владелицей старинного замка и богатого поместья. И жил в тех краях некий кабальеро по имени Хосе, страстно в неё влюблённый. Что, впрочем, и не мудрено - уж больно Изольда была хороша собой. Но, как это часто бывает, красавица просто его не замечала - можно сказать, в упор не видела. Вот как-то раз, например, когда прекрасной лунной ночью наш кабальеро осмелился побеспокоить возлюбленную, затянув под балконом чудеснейшую серенаду, Изольда выбежала растрёпанная, в одной ночной рубашке и с криками: "Возмутительно! Хулиганство! Спать не дают!" отхлестала незадачливого ухажёра, чем под руку пришлось. Надо сказать, что девушка она была решительная, но при этом ничего не понимала в высоком музыкальном искусстве. А кто и зачем её разбудил, она толком не разглядела и знать не желала. Однако Хосе был в полном восторге и влюбился ещё больше - можно сказать, совсем уж втрескался.

Шло время, и в конце концов по какому-то поводу Хосе был представлен Изольде. Мимолётное знакомство, какие-то случайные разговоры - вот, в общем-то, и всё. Правда, влюблённый Хосе не терял надежды - таково уж свойство человеческой натуры. Но тут, как гром среди ясного неба, случилось несчастье. Всё началось с того, что кто-то якобы собрался обокрасть саму королеву. Злодеяние сорвалось - вроде бы служанка случайно обнаружила спрятанные за портьерой лестницу, крючья и моток верёвки. Бесстыжую девку, разумеется, тут же как следует высекли, и началось тайное расследование. По крупицам, по зёрнышкам собирали факты, которые могли бы пролить свет на несостоявшееся гнусное преступление, и в какой-то момент все ниточки неожиданно начали сходиться именно к нашей сеньорите.

Изольду, которая вообще не догадывалась об этой истории, схватили прямо в саду, как последней срамной девке завернули юбку на голову, и, подбадривая звонкими шлепками, сволокли во дворец. Королева собственноручно отхлестала подозреваемую по щекам, а в это время придворный шут, коротконогий карлик, встав на маленькую скамеечку, со смехом щипал несчастную сеньориту за соски. Потом королевский палач больно высек Изольду ореховым прутом и начался допрос. Много дней провела она в зарешёченной башне, честно и старательно отвечая на всяческие вопросы, казалось бы, никак не связанные между собой и совершенно не относящиеся к делу. Но что бы Изольда ни сказала, всё подтверждало её причастность. Правда, косвенным образом, не напрямую. Например, спросят её, что было в такой-то день - а она говорит, что видела такого-то графа в таком-то месте. И ведь верно, граф действительно там был. Или, скажем, выясняют, что покупала служанка сеньориты в лавке жестянщика - и тоже всё сходится.

В результате, по совокупности установленных фактов, суд признал Изольду виновной в подготовке злостного преступления, и теперь ей предстояло провести долгие годы в тюрьме. Опальная сеньорита считала, что истинной причиной её бед послужило раздражение королевы. И Изольде было искренне её жаль. Дело в том, что все не раз видели, как королева, босая и в разодранных одеждах, на коленях умоляла короля о пощаде, заливаясь горькими слезами и целуя плётку в руках супруга. Позже, когда пара удалялась в королевские покои, из окон раздавался свист плети, звучные удары по голому телу, от которых сжималось сердце, душераздирающие вопли несчастной королевы и довольное уханье короля. И никто, кроме притаившегося за портьерой карлика-шута, не знал, что оставшись наедине, король с почтением отдавал плётку любимой супруге, а та с истошными криками порола его. Король только сопел и крякал, старательно подставляя под плеть задницу и бока... Жалея якобы несчастную королеву, Изольда на коленях умоляла её не переживать, что только лишь подтверждало виновность сеньориты.

Голая, лёжа в брошенной на камни колючей соломе, Изольда мечтала целовать ноги бедной своей королевы. Это было её спасением - романтические мечты напрочь вытеснили все утраты и обиды. Привыкшей к роскоши сеньорите теперь вполне хватало тюремного сумрака, хлеба и воды, вот только недоставало орехового прута, за время следствия ставшего ей совсем родным. Уж больно хорош был королевский палач, красавчик с чёрными завитыми усами. Но тут королева, почуяв страсть, исходившую от прелестной пленницы, решила, что той слишком хорошо живётся, и повелела Изольду пороть. Поди ж ты знай, что для неё это было высшей, воистину королевской милостью.

Прошёл месяц или два, и вот как-то ночью зашевелились и посыпались камни древней стены. В образовавшийся проем протиснулся Хосе. То ли он нашёл тайный забытый ход, то ли сделал подкоп - этого мы уже не узнаем. Миновав узкий каменный лаз и следуя дальше за своим спасителем, беглянка голышом продиралась сквозь колючие кусты, что росли вдоль тюремной ограды. Хосе возбуждённо шептал о стоящей неподалёку карете, запряженной восьмёркой самых быстрых лошадей и ждущем в ближайшем порту корабле. Изольда же выясняла, нет ли какой-нибудь чудесной возможности захватить с собой ещё и королеву, спасая её от злодея-короля. Недавней узнице уже виделись пальмы и горячий песок, и как она под палящим южным солнцем наконец прикасается губами к пальчикам ног своей повелительницы, а та, сияя небесной улыбкой, сечёт их обоих розгой - совсем, как красавчик-палач. А для полного сходства можно и усы угольком нарисовать... Но тут Хосе и Изольду схватила тюремная стража.

Удивительно, но никто не заметил ни подготовку к побегу, ни сам побег. И всё бы обошлось, но той ночью коменданту тюрьмы была доставлена таинственная записка, и в самый последний момент беглецов успели поймать. Потянулись месяцы и года заключения. Хосе при помощи неких сообщников удалось дать тюремному начальству какую-то непомерно большую взятку, и он оказался в одной камере с возлюбленной. Изольда была до глубины души тронута безумной попыткой её спасения. Она, как могла, утешала узника. Сколько времени предстояло им провести вместе, похоже, никто не знал. Секли их теперь вдвоём, и Хосе, видя странное пристрастие к розгам Изольды, вскоре смирился с постоянными экзекуциями. Впрочем, куда бы он делся?

А в королевском дворце текла своя жизнь. Как-то, когда королева в очередной раз порола обожавшего её супруга, за портьерой раздался лёгкий шорох. "Крыса!" - взвизгнула королева и птичкой вспорхнула на туалетный столик. Король схватил со стены двухметровый меч и отдёрнул тяжёлую штору. Через секунду он уже держал за шкирку отчаянно дрыгавшего в воздухе ногами шута. Лезвие меча неприятно щекотало горло негодника. "Немедленно отпусти меня, а то я всем, всем расскажу!" - верещал карлик. "Однако с отрезанной головой сложновато тебе будет что-либо рассказывать..." - задумчиво произнёс король. "Фи, милый, это же так пошло - казнить шута!" - вмешалась королева. Чудом спасённый шут, оказавшись на полу и глядя, как меч отправляется на своё место, осмелел: "А вот и расскажу, расскажу, всем расскажу!".

"Миленький, пощади!" - королева бросилась на колени. "Что хочешь делай, только пощади!" - судорожно расшнуровывая платье, в истерике вопила она театральным голосом. Ох, как визжала несчастная, когда карлик с противной усмешкой выкручивал ей соски! Когда же шут деловито вставлял зажжённую свечку в попу своей хозяйки, король захотел было вмешаться, но королева, подмигнув, остановила его. А ещё через некоторое время, растрёпанная и растерзанная, она вдруг вывернулась и со смехом дала шуту щелчка. "Ты что себе позволяешь?!" - возмутился было тот, но тут же ощутил, что его опять держат за шкирку. Карлик снова затянул своё, что он, мол, всё-всё-всё расскажет, но королева только загадочно улыбалась. "Да кто же тебе поверит, дурашка ты этакий! - звонко рассмеялась она. "А теперь снимай штанишки!" - и в её руке невесть откуда взялся длинный и гибкий ореховый прут.

В это время в тюремной камере Хосе, обнимая свою возлюбленную, наконец поведал ей страшную тайну. Оказалось, что он сам, тщательно всё продумав, написал тайный донос о якобы готовящейся краже, и через подкупленных людей подсунул кое-какие улики, в том числе и ту злополучную лестницу. Благодаря некоторому количеству монет, а также бесконечной тупости королевских расследователей, дело пошло, как по маслу - и в конце концов всё сошлось на прекрасной сеньорите. "Ах, ты, наверное, сделал это только затем, чтобы потом меня спасти?" - в сердце Изольды затеплилась надежда. "Нет же - злорадно усмехнулся Хосе - не было никакой кареты и корабля, и записку коменданту отправил тоже я! Впрочем, вижу, что тебе здесь вполне хорошо". "Милый, милый..." - Изольда нежно обняла его, и с этого момента страсть их стала взаимной.

Как известно, всё тайное когда-нибудь становится явным. Вот со временем и во дворце узнали, что никакой кражи вовсе не намечалось, а добрая, простодушная Изольда стала жертвой оговора. И подстроил всё это не кто иной, как безумно влюблённый в неё кабальеро. Впрочем, королева была вполне рада, что в результате обмана прелестная невинная сеньорита несколько лет провела в тюрьме, голышом на соломе. Да и секли девку славно... "Ну а теперь кыш! - фыркнула королева - раз нет никакой вины, значит нечего сидеть на казённых харчах!" И Хосе с Изольдой выставили из тюрьмы на улицу, выпоров напоследок. Осталась у них на двоих одна рогожка - кое-как укрыть голое тело от дождя. Замок, поместье и прочее имущество Изольды давно были конфискованы, Хосе же все свои средства, и так невеликие, до последнего песо потратил на безумные интриги.

Влюблённая пара бродяжничала, показывая за кусок хлеба всякие неприличные штуки - на такое всегда был спрос. Особенно народ любил, когда с удовольствием смотревшая представление городская стража потом вдруг якобы спохватывалась и порола новоявленных артистов за непристойное поведение. Экзекуция отлично дополняла спектакль, как будто всё так и было задумано. Кстати, среди зрителей частенько оказывалась королевская чета. Король с суровым видом сидел на специальной скамеечке, а у его ног, прижавшись щекой к плётке в руке супруга, примостилась взлохмаченная королева. Сидевший рядом шут корчил злобные рожицы и ёрзал, как на горячем. Сладко стонущая под розгами Изольда встречалась взглядом с королевой, а та заговорщицки ей подмигивала. Конечно, стражники, хлеставшие Хосе и Изольду, были не так изящны, как красавец-палач, когда-то пытавший сеньориту, но их загнутые кверху усы тоже были диво как хороши. И Изольда, глядевшая на всех влюблённым глазами, была абсолютно счастлива. Хосе же, сжимая обжигаемые розгами ягодицы, хрипел и рычал, сходя с ума от ревности. Зато прутья орешника никого не ревновали и без всяких переживаний жарко и страстно целовали любую задницу, чья бы она ни была.