Людмила Молчанова. Детство Лены

[Archivarius]

Нюрка с Симой почему-то молчат. Я поворачиваю голову и в ужасе замираю. У перил - Серафима Львовна.
- Емельянова, - говорит она, не повышая голоса. - Сегодня останешься без обеда. И ты тоже, - она кивает головой в Нюркину сторону ... Завтра пусть придут ваши матери.

На Симу заведующая не смотрит. Будто её нет здесь.

По лестнице быстро-быстро сбегает Лйза Кочнова. Она останавливается перед начальницей и, задыхаясь. произносит:
- Это ... Это не они виноваты. Их Сима подговорила. Простите их, они больше не будут.
Серафима Львовн а высоко вскидывает брови и подносит к глазам свои странные очки. Некоторое время она разглядывает Лизу, потом поворачивается к нам и ещё раз напоминает:
- Емельянова и Куприкова без обеда. А ты, Кочнова, после уроков зайди в учительскую, - неожиданно добавляет она.

На уроках мы сидим тише, чем всегда. Лиза, насупившись, сердито сдвигает брови. Нюрка едва слышно всхлипывает, ей сегодня достанется дома так же, как и мне. А я думаю, почему наказали нас, а Симу нет.
За окном на голой ветке берёзы покачивается почерневший от заморозков единственный листочек. Холодное солнце уже не в сил ах вернуть его к жизни.


Мать вызвали в школу. Скоро она должна вернуться. В ожидании порки я смирно сижу у окна и посматриваю на улицу. За окном доrорает зимний день. На вершинах высоких сосен снег кажется алым.

Мать входит в каморку угрюмая, чужая. Она неспеша стаскивает с rоловы шаль и сбрасывает на кровать жакетку. Потом, сняв со стены ремень, подходит ко мне. Зная характер матери, я даже не пробую защищаться, Моё молчание раздражает её еще больше.
- Да ты что! Каменная, что ли? - плача, говорит она и наконец бессильно опускает руку. Хотя мне и больно, но я не кричу. Мне жаль мать.
Усталая, с розовыми пятнами на впалых щеках, с измученными большими глазами, в длинном платье, мать через несколько минут уже гладит мои растрёпанные кудри и прижимает мою голову к своей груди.
- О господи, господи! Накажи их за это, - шепчет она. - А ты не плачь. На меня не обижайся. Тебя ведь мать побила. Меня вот все били. Я уже в твои годы на фабрике работала.
Под тихий шелест материнского голоса я засыпаю на её кровати. Вечером меня будит отец. Он присаживается на край постели и виновато спрашивает:
- Болит?
- Не очень,- отвечаю я, боясь его огорчить.
- Здорово она тебя?
Я стараюсь улыбнуться. Отец натягивает на мой плечи сползшее одеяло и, не глядя на меня, говорит:
- Кругом обида . Ничего, кости у нас с тобой, Ленка, крепкие, рабочие. Придёт и наше время.