Про Клаву, её жену и любовницу

[Mih]

Про Клаву, её жену и любовницу

Жила в деревушке Чёртовы кулички одна баба, Клавой её звали. Не молодуха, не старая - а, как говорится, "ягодка опять". И опять, и снова - всю жисть свою была Клавушка ядрёной, славной такой ягодкой. Жила баба одна, не замужем - уж больно в ентих самых Чёртовых куличках мужички были замухрышные. Да и народу-то в деревне всего ничего осталося - одни бабки старые, да пьянь всякая, что при остатках лесхоза кое-как перебивается. Ну, и вот ещё наша Клавочка.

Мужички, бывало, спьяну к Клавке клеились - а она на них сверху вниз глядит, да поплёвывает. Ещё и дразнится - юбку на голову задерёт и жопу голую показывает - вот вам всем! Ну, и получала за это всякий раз по жопе хворостиною. Тут уж Клава не в претензии - на то и жопа, чтобы секли. Да и зря, что ли, юбку задирала?

А то бывало, что и снасильничают. Ну, чего ж не снасильничать-то - рассуждает по-доброму Клавушка - коли баба, скажем, в огороде раком стоит, в грядках ковыряется или вон, в том же лесхозе вся работа такая, что опять кверху попой получается. Тут уж любой, не будь дурак, юбку задерёт. Дело, можно сказать, законное - хоть как раз по закону-то оно и вовсе незаконным получается. Так ведь где он, ентот закон, а где Чёртовы кулички... Вот и на здоровьичко - от меня ж не убудет - хихикает Клавочка и знай себе попой вертит. А как оттарабанят её - идёт по деревне гоголем, с каждым встречным радостью своей делится, бесстыжая. Нарошно, небось - чтоб высекли за аморальное поведение. Сама же на лавку и ляжет, и юбку сама задерёт - лишь бы жопу голую всем показать. Эх, много ли для счастья надо - в деревне-то, на свежем воздухе...

Вот только всякой грубости наша бабонька не жаловала - на дух не переносила. Так что и когда секли её, и насильничали - всё хиханьки да хаханьки, да с умильной улыбочкой - мол, Клаванька, да Клаванька ты наша разлюбезная. Уж очень обидеть опасалися. А то осерчает ещё, да как вмажет по мордасам - тут уж точно мало не покажется. Баба-то Клавка здоровущая, весь свой век в лесхозе этом грёбаном пни да брёвна ворочает - как влепит затрещину, так и вовсе башку свернуть могёт.

Так и жил народ в той деревне потихонечку, в глуши да в тиши, ели кашу да щи, да ещё вот гнали самогоночку. Что ни день, что ни год - всё одно и то же. А тут вдруг как-то так незаметненько взяла, да и в одночасье расцвела девка рыжая - ровно что твой цветок. Как звать, позабыл - впрочем, так её все и кликали - Рыжая. Рыжая, рыжая, да конопатая. Ещё когда совсем мелкой посикушкой была, мамаша еёная в город подалась, да так дитё бабке и оставила, а сама с концами, как сгинула. Впрочем, говорят, видали её там на вокзале да на базаре - так что, может когда и объявится, привезёт родной кровиночке городских гостинчиков. Ну, а пока дочурка её рыжая росла, росла и вот нате - выросла. Хохотушка этакая, вся такая круглая да гладкая, вся такая белая да пухлая, ну прям как булочка. Эх, хороша девка!

Посмотрела на девку наша Клавушка, да и говорит - уж коли мне замуж не судьба, возьму-ка я, да сама на Рыжей женюсь. Мало ли, что так не положено, подумаешь! А вот женюсь и всё тут. Да какие ещё в Чёртовых куличках, к чертям собачьим, правила-обычаи? Отродясь ничего хорошего в ентих болотах не было, так хоть пусть поживёт девка в своё удовольствие - уж я-то постараюсь. И приласкаю, и накормлю досыта, да и в обиду не дам. Топит баньку Клавушка, намывает Рыжую, кладёт к себе в постельку на периночку, приголубит - та и счастлива. Сытая, довольная - вся аж светится.

В это время прислали из города по разнарядке в деревню учителку Марусечку - молоденькую девку совсем, только-только опосля училища или, как там его, техникума. Тощая, чернявая - одни рёбрышки, сисек вовсе не видать, только сосочки сквозь маечку и торчат - зато глазоньки-то, глазища - аж огнём горят, чорной бездною. Эх, хороша девка!
Ну, лесхоз ей избу выделил, обустроили как положено - благо изб пустых-заброшеных тут аж полдеревни будет, а то и три четверти. Заселить-то заселили, да потом хватились - глядь, а школы-то никакой в деревне и нету. Да что школы, и детей-то малых нет - так что вовсе учить тут некого. Одна только Рыжая и была, да и то давно выросла. А начальство-то городское об том и знать не ведает. Ну да ладно, стала как-то Маруська в деревне жить - на людях, чай, совсем уж не пропадёт...

Вот и повадилась наша Клавушка к учителке - то избу ей подметёт, то пирогов принесёт, да ещё подол задерёт - и ну любить-голубить по-всякому! Только Клавка от Марусечки за порог, а тут Рыжая заявляется - поглядеть сопернице в глаза её бесстыжие, да понюхать, чем пахнет такая-сякая. А Маруська-то ещё и платию одёрнуть не успела, так поперёк койки и лежит, срамом наружу, ножки свои тощие раздвинувши. Ну, Рыжая тоже подол кверху - чтобы, значится, всё по честному. Вот поглазели девки друг на дружку, пальчиком да язычком прелести одна другой потрогали - какова на вкус, да на ощупь милая соперница? А затем и вовсе платьица скинули, сели рядком на коечку, обнялись, как две сестрички - и давай обсуждать, как им быть теперь. То ли за волосы друг дружку оттаскать, то ли за сиськи? Али просто надавать пощёчин да затрещин? Или, может, больно-пребольно высечь розгами друг дружечку?

Вот про розги-то мысля обеим сразу понравилась - уж больно оно привычно, да лакомо. Девок-то всю жисть секли почём зря, что коз сидоровых - уму-разуму учили, воспитывали. Так что самое милое дело - надрать друг дружке попочки. Разом у обеих попки зачесались, разом обе поперёк койки на пузо плюхнулись - лежат рядком кверху попою, за ручки держатся и смеются. Ой, как им захотелося а-та-та горяченьких! Посчитались, кому кого первой сечь, да на двор побежали за розгами - прям как были, голышом. Глядь - а за забором-то здоровущий муравейник! Да не просто куча, а как будто бы гряда горная промеж двумя соснами. И муравьи там злющие - рыжие, да такие здоровые, ядрёные! Обрадовались девки и сейчас же уселись туда верхом, друг напротив дружки, глаза в глаза.

Муравьи девкам срам грызут, задницы кусают - а те знай себе, крепко держат друг друженьку. Каждая старается, чтоб соперница её сердешная попу не подняла - наказание сполна, до конца отведала. Чтобы всё по-честному было, значится. За плечи обхватилися, сисечками друг к дружке прижались - норовят одна другую посильнее в муравьиную кучу вдавить. Попы с письками жжёт как огнём, будто на костре девки сидят, из глаз слёзоньки в три ручья - и вот уже обнялись они крепко-крепко, да вовсю целуются.
Тут-то Клавка их и нашла, сразу же прутом согнала с муравейника, пока девки вовсе без писек не осталися - а то как же их потом любить, спрашивается? Обеих за ухи в избу отволокла, да как отхлещет по покусанным задницам! И за то, что самовольничают - ишь, друг дружку наказывать удумали, и за то, что на людях целуются-милуются - где ж такое видано, чтоб жена с любовницей так при всех в обнимку и целовалися? А? То-то же! Срам один - голышом, верхом на муравейнике.

Короче, велено было Рыжей с Маруськой помириться и дуэлей больше не устраивать. И чтобы целовались-обнимались только в Клавкином присутствии, а уж она-то и будет их за это безобразие наказывать. Остались девки дюже довольные такими перспективами - больно уж целоваться соблазнительно, коли тебя сейчас же за это и высекут. Сидят девки в обнимочку, счастливые, да прелести свои, муравьями покусанные, чешут отчаянно. Хихикают, взвизгивают, вот уже и в голос ржут-хохочут - чуть было на радостях не описались, еле до двора добежать успели.

А потом, к вечеру, прошёл по деревне слух, что Клавка, такая-сякая бесстыжая, мало того, что на девке поженилася, так ещё и завела себе полюбовницу. Вломился народ в избу, всех троих из постельки тёплой вытащили, голышом поволокли по улице, да на лавке под фонарём и высекли. Ух, как славно отхлестали прутьями, ещё и промеж ног крапивой отжучили. А крапива-то там, на болоте, ой какая жгучая! Сам директор лесхоза с заявлением выступил - мол, за всё, прошмандовки этакие, нонече ответите! Чтобы жисть, ядрёна вошь, мёдом не казалася, а то ишь мне тут! Вроде и обидно получается - ни за что пострадали бабоньки - а с другой стороны, ну как же тут не высечь-то, как же не отжучить?! А? Вот то-то и оно!

Так с тех пор Клавку вместе с девками каждую субботу розгами и секут. Посреди деревни, прямо под фонарём. Одно только бабоньки в толк не возьмут, что же слаще-то - страсти ли незаконные, аль за них наказание? Что так, что этак дух захватывает, так и так голышом - всё как в раю! Вот и вас, дорогие мои читатели, тоже надо бы выпороть как следует. Вдруг какой грешок найдётся? А тут, глядишь, и черти в аду раскалят сковородочку - зашипит, забрызжет маслице! Что, не верите? А вы заголите попочки, да прислушайтесь. Чуете, как припекает? То-то же!

В качестве иллюстрации - Мадонна с двумя девками целуется. Ну совсем, как наша Клавушка!