Анна. Жизнь на чужбине.

[pan_senator]

Рассказ был написан для: «Зимний литературный конкурс рассказов 2023»
(«Литкон»)

Из-за леса повалил дым и послышался шум идущего поезда. Ещё мгновение и показался сам паровоз.
–  Поезд едет! Поезд едет! –  заорали мальчишки.
–  Алексей Дмитриевич, а что он везёт? – спросил ребятёнок, обратившись к Митричу.
–  Спецгруз, –  ответил Митрич.
–  Кого везуть-то, Митрич? –  спросила глуховатая баба Маша.
–  Фашистов везут! – ответил майор НКВД.
–  Так уж и фашистов? – спросил Ванька тракторист.
–  А ты посмотри на них и вопросы будут не нужны, – ответил недовольно майор.
–  Так вроде же говорили, что привезут неблагонадёжных из Латвии? – удивился Ванька.
–  Посмотришь на них и сразу всё поймёшь! – сказал майор.
«Ну, посмотрим, посмотрим...» – задумчиво произнёс Ванька и почесал голову.
Поезд, пыхтя, подъехал к станции одной из сибирских деревушек и остановился. Сотрудники госбезопасности открыли двери, и «фашисты» начали выпрыгивать из вагонов.
Некоторые старые бабки стали голосить:
–  Фашисты приехали! Фашисты!
Вообще им было всё равно, что и о ком голосить. Были бы это артисты, голосили бы: «Артисты приехали! Артисты!», как уже, бывало, не раз, когда к ним заезжали люди искусства. А это был как праздник. Сегодняшний день не стал исключением, что-то вроде циркового представления, когда объявляют, что покажутся карлики или уроды – кто ж не захочет посмотреть на такой «цирк». А если ещё позволят запустить гнилым яблочком или помидорчиком... Но майор строго следил, чтобы никого не тронули, для этого стояли с винтовками наготове сотрудники госбезопасности. Ну не «фашистов» же безоружных охранять? Куда же они денутся за тысячи километров от потерянной для них родины? А вот местные могут их и поколотить...
Ванька посмотрел-посмотрел на «фашистов» и изрёк:
– Ба! Да какие ж это фашисты! Буржуи! Ей богу, буржуи!
–  Как пить дать, буржуи, – заорал ребятёнок.
Бабки сразу подхватили:
– Буржуи!
Кто-то крикнул:
– Кулаки приехали!
Кто-то добавил:
–  Эксплуататоры!
Ванька обратился к майору:
–  Митрич, да какие ж это фашисты? Ты глянь, ряжены как? Буржуи, будь они не ладны!
–  Слушай, Ванька, буржуи они и есть, что ни на есть, настоящие фашисты! Они людей эксплуатируют? Эксплуатируют! Последнее забирают? — сказал майор и строго посмотрел на Ваньку.
–  Ну это да, – согласился Ванька.
Все новоприбывшие вылезли из вагонов, выстроились в очередь на регистрацию. Не все знали русский. Подошла очередь и одна красивая девушка, с хорошей причёской и в элегантной одежде, остановилась перед лейтенантом НКВД.
–  Фамилия?
–  Anna Jansone, –  ответила Анна.
–  Профессия? –  строго спросил лейтенант.
–  Es nesaprotu krieviski, – смущённо произнесла Анна на латышском.
(Я не понимаю по-русски)
Она посмотрела в сторону знакомых, ей перевели.
–  Es, kad dzīvoju Rīgā, strādāju par fotomodeli, – сказала она и провела рукой по волосам.
(Я, когда жила в Риге, работала фотомоделью)
Лейтенант нахмурил лоб и посмотрел на майора. Майор на секунду задумался и произнёс:
–  Да пиши, что шлюха.
–  Ага, так и запишем – шлю-ха, – произнёс, полушёпотом, лейтенант, записывая в бланк информацию.
Девушка стала озираться, не понимая, что к чему.
– Давай, пошла! Пошла! Чего рот разинула?
Ей быстро подсказали, что от неё хотят и она отошла.
– Так, следующий! – произнёс майор.

***
Все «неблагонадёжные» были распределены. Сперва местные смотрели на них с неким подозрением, но сомнения быстро развеялись, появилось к ним сочувствие. Да и грех было на вновь прибывших гневаться. Работали они хорошо, были вежливы и аккуратны. Если что, то вызывались помочь. Местные прониклись к ним симпатией и тоже помогали чем могли.

***
Анна шла по улице и увидела, как на скамейке сидят две женщины. Она хотела к ним подойти, но услышав, что разговор идёт о ней, остановилась и стала слушать.
–  ... Kādēļ viņa bija izsūtīta trimdā? Dzirdēju, ka tas bija Jāņa darbs.
(... По какой причине её сослали? – спросила Первая женщина. –  Слышала, что это работа Яниса)
– Jā, Jānis gribēja viņu precēt, bet viņš viņai nepatīk. Un, tā kā Jānis kļuva par lielu komunistu, viņš ļaunprātīgi izmantoja savu varu.
(Да, Янис хотел на ней жениться, но он ей не нравился. И, так как Янис стал большим коммунистом, он злоупотребил своей властью, – сказала Вторая женщина)
– Ak, dievs! Tā nedrīkst darīt! Re cik slikts cilvēks!
(О, боже! Так нельзя делать! Какой плохой человек!)
Женщины немного посидели молча.
– Kāpēc tu biji izsūtīta trimdā?
(Почему ты была сослана в ссылку? — спросила Вторая женщина)
– Es esmu skolotāja! Bet ar ko tu nodarbojies?
(Я учительница. А ты кем работала? – спросила Первая женщина.
– Mans vīrs bija aizsargs un viņš negribēja samierināties ar okupāciju. Viņš bija apcietināts, bet es biju izsūtīta trimdā.
(Мой муж был айзсаргс (защитник) и он не хотел мириться с оккупацией, – с гордостью ответила Вторая женщина. – Он был арестован, а я была выслана в ссылку.
– Kur patlaban ir tavs vīrs?
(Где в данный момент твой муж?)
–  Nezinu. Es vairāk neko par viņu nedzirdēju.
(Не знаю. Я больше о нём ничего не слышала, – ответила Вторая женщина и на глазах выступили слёзы)
– Šausmas! Kāpēc es biju izsūtīta? Es biju vienkārša skolotāja. Es nedarīju ļaunu jaunai varai.
(Ужас! Почему я была выслана? Я была простая учительница. Я не делала вреда новой власти, – раздражённо произнесла Первая женщина)
– Mans vīrs domāja citādi un viņam bija taisnība, es arī tā domāju, mēs paši bijām vainīgi, ka zaudējām
savu valsti. Ko mēs izdarījām? Ļoti maz. Un mums nebija daudz spēku. Mans vīrs bija apcietināts, citi –
arī! Bet visi sēdēja klusi! Un ko? Tu arī sēdēji klusi un vienalga tu esi arī šeit trimdā, tapāt kā es un Anna, un pārēji...
(Мой муж думал иначе и был прав, я тоже так думала, – сказала Вторая женщина. – Мы сами виноваты, что потеряли страну. Что мы сделали? Очень мало. И наши силы были не большие. Мой муж был арестован, другие тоже! А все остальные сидели тихо. И что? Ты тоже сидела тихо и всё равно в данный момент здесь в ссылке, как я, Анна, и остальные).

***
Время шло. Люди, вырванные силой со своих родных мест, приспособились на новом месте. Как сказал один умный человек, даже в тюрьме жизнь не заканчивается. Главное не сломаться, не дать себя сломить и всеми возможными способами постараться выжить. Есть жизнь и на новом месте, хоть и в ссылке, и для этого больше перспектив, чем в тюрьме. Человеку даётся жизнь, чтобы жить, а если перестать стараться стремиться, появляется чувство самосохранения. А ещё человек должен, по возможности, сохранить свой род. Хотя бы для этого стоит жить. А там... Время рассудит и всё поставит по своим местам. Как известно ничего нет вечного.
На первый взгляд у наших ссыльных дела шли не так уж и плохо, если так можно сказать про людей, потерявших всё своё имущество, родину, а с другой стороны, у Анны появилась проблема в виде их бывшего земляка, а ныне сотрудника госбезопасности. Звали этого товарища Андрис Пувумс. Связь с родиной он потерял больше двадцати лет назад. Товарищ Пувумс повадился приставать к Анне. Анна старалась его не замечать, но он действовал настойчиво, порой грубо. И если его действия в первое время носили вербальный характер и строились сперва на комплиментах, потом приводились «экономические» доводы, что она с этим товарищем никогда не пропадёт и будет много чего иметь... Но вскоре его действия стали невербальными, он начал применять физическую силу.
– Anna! Man apriebies, ka tu uzvedies kā nerātna meitene. Un nerātnas meitenes, kā zināms, tiek audzinātas ar siksnu. Un ziniet, es nezinu nevienu gadījumu, kad būtu efektīva audzināšana ar siksnu.
(– Так, Анна! – заявил товарищ Пувумс. – Мне надоело, что ты себя ведёшь как непослушная девочка. А непослушных девочек, как известно, воспитывают ремнём. И знаешь, я не знаю ни одного случая, когда ремень в их воспитании оказался бы не эффективным)
– Tu neuzdrošinies!
(– Ты не посмеешь! – зло заявила Анна)
– Nu redzēsim?
(– Давай посмотрим? – сказала товарищ Пувумс)
– Nu neaiztiec mani! Tad redzēsi gan!
(– Только тронь!)
– Nu un kas?
(– Ну и что? – издевательски усмехнулся товарищ Пувумс)
– Tu nožēlosi!
(– Ты пожалеешь! – закричала Анна)
Товарищ Пувумс набросился на Анну. Она всеми силами стала сопротивляться. Он схватил её за руки и начал их выкручивать.
– Man sāp!
(– Мне больно! – закричала от боли Анна)
– Tad sāpēs vairāk, ja turpināsi pretoties. Es tevi pārmācīšu, tā tev būs mācība, tāpēc nomierinies un apgulies.   
(– Тогда будет больнее, если не перестанешь сопротивляться. Я тебе всё равно преподам урок, так что смирись с этим и ложись)
– Laid vaļā, dranķis!
(– Отпусти, мерзавец!)
– Atrāk liecies gultā!
(– Живо ложись на кровать!)
– Nē nē!
(– Не-ет!)
– Klausies mani, liecies ātrāk!
(– Слушай меня, быстро ложись!)
– А-а! – кричала Анна.
Товарищ Пувумс больно завернул ей руку за спину и потащил в сторону кровати. Он её грубо бросил на кровать, схватил за подол платья и закинул его на спину и быстрым рывком сдёрнул на пол трусы.
Анна в этот момент ударила его ногой в лоб. Товарищ Пувумс упал задницей на пол. Анна вскочила с кровати и попыталась схватить с пола трусы, но товарищ Пувумс уже вскочил на ноги и не дал ей этого сделать. Он сильно ударил её по лицу и кинул животом на кровать. Рывком содрал свой ремень, сложил его вдвое, снова схватил за подол платья и закинул его на спину и начал наносить сильные удары по её беззащитным ягодицам. Бил больно и сильно. Анна плакала, умоляла перестать.
– Ja tu būsi ar mieru – tad es beigšu piespiest!
(– Согласишься – перестану! – всё твердил товарищ Пувумс)
Душераздирающие крики услышали прохожие. Об этом доложили майору. Он ворвался в комнату, выхватил у товарища Пувумса ремень и врезал ему кулаком по лицу.
Товарищ Пувумс полетел в сторону, ударился об стулья и вместе с ними грохнулся на пол. Попытался быстро вскочить, но майор подбежал к нему и с ноги заехал по грудной клетке. И ещё один раз. И ещё.
–  Су-у-к-а-а! – простонал товарищ Пувумс. – Митрычь, тиы об йетом пожалиеешь! Я тиебя сгно-ю... –  но не успел договорить, майор его ещё несколько раз ударил ногой.
Майор подбежал к Анне. Вид её ягодиц был плачевный. Он быстрым рывком вернул подол платья на место и наклонился перед ней. Её красное лицо было всё в слезах и соплях, и она даже не плакала, а что-то скулила.
Майор попытался поднять Анну, но услышал, как зашумели стулья. Он только успел обернуться как товарищ Пувумс выхватил пистолет и стрельнул в майора. Первый выстрел был мимо, вторым он задел плечо и Митрич упал на пол.
На звук выстрелов в дом вбежало несколько сотрудников НКВД. Они увидели товарища Пувумса с пистолетов в руке, а Митрича лежачем на полу.
– Он хотиел миеня убиить! – заорал товарищ Пувумс.
– Задержать, суку! – заорал майор. – Он в меня стрелял.
Сотрудники потянули руки к кобурам, товарищ Пувумс успел в одного выстрелить, остальные два сотрудника госбезопасности открыли огонь на поражение по товарищу Пувумсу...
Майор распорядился и Анну отнесли к нему домой. Жена майора сразу кинулась помогать Анне, смазала ей ягодицы и всё охала и причитала, как подло и жестоко поступил товарищ Пувумс.
Анна понемногу приходила в себя... Жена майора стала её опекать. И вечер за вечером как-то так само собой получилось, что они прониклись симпатией друг к другу.
Майор и его жена потихоньку стали узнавать о жизни Анны (к этому времени она уже успела освоить русский язык) и они поменяли своё мнение, и теперь не считали, что депортированные состоят только из одних «фашистов», хотя полностью не могли поверить, что остальные такие уж и невинные. Анна не стала их прямо в лоб разубеждать. Она давно поняла, если хочешь что-то доказать, жди, потому что самое лучшее доказательство – это время, которое всегда всё правильно расставляет на своём пути.
Анну стали уважать за её позицию, за смелость и за терпение. Её не смог сломать товарищ Пувумс. Она выстояла. И это была одна из первых её побед. А жизнь шла своим чередом...

10-11.01.2023

[Julia Steinwasen]

Неплохо.
Автор решил продемонстрировать знания родного языка?
Похвально, но для читателя очень неудобно читать. Не знаю, как другим, говорю за себя.
В политике не очень, но что-то мне кажется, что НКВД и госбезопастность всё таки разные конторы или?

[Эмилия]

В политике не очень, но что-то мне кажется, что НКВД и госбезопастность всё таки разные конторы или?

Одно и то же. Просто меняло название. ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ. Чтобы не путаться, в литературе называют просто ГБ (госбезопасность). (Технически после войны было уже не НКВД, а МГБ).

Автор решил продемонстрировать знания родного языка?
Похвально, но для читателя очень неудобно читать. Не знаю, как другим, говорю за себя.

Согласна. Точно лишнее, когда латыши между собой разговаривают. Когда с русскими - по крайней мере отчасти оправданно

[Julia Steinwasen]

Одно и то же. Просто меняло название

Я просто не так выразилась.
Хотела написать, что пока было НКВД, то их называли комисарами или чекистами,но не сотрудниками ГБ.

[Валеро]

Здорово написан рассказ, вообще, на исторические темы сюжеты нравятся. Товарищ Пувумс, получается, если ориентироваться, что он двадцать лет в разъездах, еще во время первой мировой вступил в стрелковый батальон (добровольцем?) в Курляндии и потом, уже с красными, воевал в Гражданскую.

[Валеро]

Неплохо.
Автор решил продемонстрировать знания родного языка?
Похвально, но для читателя очень неудобно читать. Не знаю, как другим, говорю за себя.

А мне нравится, это такой, определенный колорит у рассказа. 

[Эмилия]

Хотела написать, что пока было НКВД, то их называли комисарами или чекистами,но не сотрудниками ГБ.

А, то да. Но простим автора, в них черт ногу сломит)

[Secret Road]

Даже вспомнил, с каким скрипом читал первые главы "Войны и мира" в свое время.

[pan_senator]

Даже вспомнил, с каким скрипом читал первые главы "Войны и мира" в свое время.

Из-за диалогов на французском? 

[Secret Road]

Из-за диалогов на французском?

Да, из-за них. Но здесь хотя бы не нужно каждые пять секунд отлистывать в самый конец, чтобы прочитать перевод.

[pan_senator]

Из-за диалогов на французском?

Да, из-за них. Но здесь хотя бы не нужно каждые пять секунд отлистывать в самый конец, чтобы прочитать перевод.

Мой дядька так же ругал "Войну и мир" из-за французского и сносок на русском. А я как-то не обратил внимание, когда читал. Правда и читал больше двадцати лет назад 

[Julia Steinwasen]

–  Да пиши, что шлюха.
–  Ага, так и запишем – шлю-ха, – произнёс, полушёпотом, лейтенант, записывая в бланк информацию.

Прочитав это, ожидала продолжения. Но, кроме того, что девушку записали в бумагах шлюхой, больше ничего. Продолжения нет. Смысл тогда было вообще упоминать об этом? На ход рассказа, события в рассказе, этот момент никак не повлиял.

[Serge de K]

Есть жизнь и на новом месте, хоть и в ссылке, и для этого больше перспектив, чем в тюрьме.

Небольшое уточнение. Это называлась не ссылка, а спецпоселение.

Работали они хорошо, были вежливы и аккуратны. Если что, то вызывались помочь. Местные прониклись к ним симпатией и тоже помогали чем могли.

А вот с этим я полностью согласен. Причем некоторые из них так прониклись к "новой среде обитания", что не покинули её даже в 53 году.

pan_senator, большое спасибо за рассказ) Вы коснулись достаточно редкой и не популярной темы о которой ранее было не принято говорить, а уж тем более писать. Мне приходилось тоже затрагивать эту тему в одном из конкурсных рассказов хотя писать о войне я не люблю. Просто мою родню эта тема тоже в свое время коснулась. В моей родне были те и другие: одни сажали, а другие сидели "во глубине сибирских руд".
Наличие иностранных фраз в тексте меня не смутило ибо сам грешен.   

[pan_senator]

Уважаемый Serge de K, большое спасибо за такой развёрнутый комментарий!

Есть жизнь и на новом месте, хоть и в ссылке, и для этого больше перспектив, чем в тюрьме.

Небольшое уточнение. Это называлась не ссылка, а спецпоселение.

В данном случае я имел ввиду в широком смысле. Ссылали не только на спецпоселения, но и по обычным деревням.

Из воспоминаний Лидии Дульбинской, по материалам гос. СМИ rus.lsm.lv:  "Приехали в Любино, это Омская область. Холодно ужасно — нас на санях привезли в совхоз, ночевали в клубе на полу. Немного пожили в семье одной. В совхозе уже привыкли к вывезенным"

"Постепенно становилось лучше. Папа выстроил хлев, там мы держали корову, коз. Все вокруг жили бедно. Мы люди земли, выжили..."

"Подружка у меня была местная русская, хорошая, но просила: "Мой папа — парторг, и когда он дома, ты ко мне не приходи...""

Работали они хорошо, были вежливы и аккуратны. Если что, то вызывались помочь. Местные прониклись к ним симпатией и тоже помогали чем могли.

А вот с этим я полностью согласен. Причем некоторые из них так прониклись к "новой среде обитания", что не покинули её даже в 53 году.

Из воспоминания Веры Дяткович:
"В 1956-м мы вернулись в Латвию. Дом наш заняли, там жили те, кто приехал после войны из России. Мама подала в суд и отсудила дом".


Из воспоминаний Анны Кириной:
"Вывезли нас из Калупской волости. Отец и три его брата построили общий большой дом с четырьмя отдельными входами, вот к нам и пришли, решили, что очень богатые. Один из братьев бросился бежать, его застрелили на месте. Похоронить, правда, разрешили... Мама немного золотых монет в подушки спрятала, это потом помогло...

Привезли нас — маму, папу, сестру 1946 года рождения и меня — в Омскую область, деревня Субботинка. Поселили в кузнице. Очень холодно было и голодно. Собирали мерзлую картошку — так и выжили. Папу взяли работать скотником, он иногда приносил жмых, мы его ели, он казался деликатесом. Маме из Латвии присылали в посылках ее вещи, их на яйца меняли и на другую еду.

Отца местные очень уважали, многому у него учились. Называли Андреем Ивановичем, не иначе"

"В Сибири у родителей еще трое детей родилось. Папа своими руками дом построил, всю мебель сам сделал. В 1968-м другой дом построили. Мы все в школу ходили, и папа решил, что в Латвию возвращаться не стоит — некуда, и никто нас не ждал там. Папа и похоронен в Сибири.

А мы все постепенно вернулись. Я — самая последняя, в 1980-м. Жила в Омске, работала в школе, вышла замуж за сибиряка. Но потом развелись, и я с детьми приехала в Латвию. Многие латыши остались в Сибири. Наверное, если бы не развод, я тоже там жила бы...»"

pan_senator, большое спасибо за рассказ) Вы коснулись достаточно редкой и не популярной темы о которой ранее было не принято говорить, а уж тем более писать. Мне приходилось тоже затрагивать эту тему в одном из конкурсных рассказов хотя писать о войне я не люблю. Просто мою родню эта тема тоже в свое время коснулась. В моей родне были те и другие: одни сажали, а другие сидели "во глубине сибирских руд".
Наличие иностранных фраз в тексте меня не смутило ибо сам грешен.   

У нас половина родни латышская, вторая половина русская (это в Риге), есть и другие национальности в роду 
Так вот, за голову моей прабабушки и её семилетнего сына (моего дедушки) была назначена большая награда в несколько десятков тысяч рейхсмарок (хорошо, что их эвакуировать успели в последний момент). Местная женщина, начальница полиции, стуканули на прабабушку в немецкую комендатуру. Забегая вперёд, этой полицайше после войны ничего не было, (моя прабабушка даже её простила и покупала у неё рыбу). Эта полицайша стучала уже и при новой власти. Даже одного хорошего латыша из-за неё арестовали и выслали. Он был начальником почты (а здание почты это красивое и уникальное здание нашего микрорайона (сейчас там библиотека)), немцы хотели взорвать её, но он сумел спасти. Чего ему это стоило! А его департнули, только потому, что та бывшая полицайша постаралась! И ещё, забегая вперёд, у полицайши был внук больной на голову, но очень добрый. Он собирал бутылки, покупал конфеты и в день имени знакомых женщин дарил им конфеты (он знал когда у кого день ангела).
Моя прабабушка с дедушкой жили в Сибири не лучше ссыльно-депортированных. И голодали и мёрзли. Когда вернулись в Ригу, после освобождения в 1944 году, то всё их имущество было разграблено. Муж прабабушки, попал в плен к немцам и пропал без вести...

Наличие иностранных фраз в тексте меня не смутило ибо сам грешен.   

Отдельное спасибо! 

[pan_senator]

Здорово написан рассказ, вообще, на исторические темы сюжеты нравятся. Товарищ Пувумс, получается, если ориентироваться, что он двадцать лет в разъездах, еще во время первой мировой вступил в стрелковый батальон (добровольцем?) в Курляндии и потом, уже с красными, воевал в Гражданскую.

Спасибо, Валеро! Да, так и есть с товарищем Пувумсом.