Под знаком Скорпиона. Глава? Засада

[Hirsent]

«Тебя послушать, так все это дело яйца выеденного не стоит!» — Ливонна пригладила непослушные рыжеватые вихры и откинулась на спинку стула. — «Бесс, а ты уверена, что этот чертов медальон будет у него?»

«Ливонна, думаешь, я бы стала так рисковать, если бы сама не видела?» — стройная брюнетка с болезненно бледной кожей смерила ее презрительным взглядом кроваво-красных глаз. — «Шериф сегодня ночует в замке, а завтра ранним утром отправится в герцогский дворец. Лучшего момента, чтобы завладеть Сагалой нам и не придумать! И убери ноги со стола! Ведешь себя как свинья, даром что волчица, ей богу!»

«Подумаешь, аристократка нашлась! Из грязи в графини!» — Ливонна оскалила полную острых зубов пасть и закинула ногу на ногу. Ее длинные стройные крепкие ноги, покрытые густой рыжеватой шерстью, больше походили на звериные лапы. Бесс презрительно сморщила носик.

«Господи, что за манеры!» — она картинно всплеснула руками. — «Хорошо, давай повторим план.»

«А чего тут повторять?» — Ливонна лениво зевнула. — «Утром я подкараулю шерифа на лесной дороге и нападу, ты меня прикроешь, если что-то пойдет не так, мы забираем Сагалу и сваливаем, пока стражники не начнут прочесывать лес. Я только одного не пойму — почему бы мне не дать на этого лоха наводку Стае? Они его порвут, а я под шумок заберу медальон, и дело в шляпе.»

«Лив, ты подумай головой! Шериф не просто так едет один. Ни он, ни граф Ланнистер, ни герцог де Мальваузен даже не подозревают, на что способна Сагала. Что уж там, даже мы с тобой знаем только то, что этот медальон может переместить кого угодно и куда угодно. Если кто-то и знает все его свойства, так это тот урод, который дал нам с тобой наводку на тот музей.»

«Бетси, давай ближе к делу!» — нарочито лениво зевнула оборотниха и пошевелила острыми волчьими ушами. Вампирша сердито нахмурилась и чуть осклабилась, открывая длинные игловидные клыки.

«Для тебя я — Бесс! И скажи спасибо, что я не требую называть меня причитающимся мне по праву титулом!»

«О, да! Великая графиня Элизабет Ланнистер! Этот упырь тебя же, вроде, сделал своей любовницей, а вовсе не женой, не?»

«Ливонна Грау, закрой свою зловонную пасть! Или тебе напомнить, что в этом замке бывает с теми, кто хамит его новой хозяйке?»

«У меня хорошая память!» — огрызнулась Ливонна и тайком провела когтистой ладонью по своему пышному заду, словно нащупывая на нем какие-то следы, неуютно поерзав на стуле. — «Так почему ты считаешь, что не стоит привлекать к делу Стаю?»

«Ты вообще слушаешь меня? Шериф Ределвудский везет Сагалу в одиночестве, чтобы не привлекать внимания. Если бандиты твоего вожака нападут на него, то первым делом присвоят наш медальон! Да, мне нравится быть бессмертной вампирской графиней, но как-то все-таки хочется держать билет в родной мир под рукой. Так что заняться этим сможем только мы вдвоем.»

«И что потом? Заляжем тут на дно?»

«А ты как думаешь, подруга? Лив, если мы сделаем ноги сразу, как обстряпаем дельце, на нас с тобой все и подумают. А так, как раз, можно будет подбросить улики твоим новым дружкам.»

«Ты, правда, думаешь, что я подставлю Стаю?» — Ливонна злобно оскалилась.

«А у нас есть выбор? И потом, ты же даже не бета, а всего лишь омега, не так ли? А так у тебя появится шанс собрать собственную стаю. И потом, разве в моих покоях не уютнее, чем ваших палатках, а?»

«Лучше спрячем труп так, чтобы никто него не нашел. Пропал шериф и пропал. Да и про пропажу Сагалы так уж точно никто не узнает.»

«Надо же! А ты умеешь удивить!» — Бесс довольно улыбнулась и потрепала Ливонну по щеке. — «Жди шерифа завтра утром в условленном месте.»

Утро выдалось туманным и промозглым. Ливонна загодя выбрала место для засады и теперь ежилась от холода в сырой от ночной росы канаве. Ее густая шерсть промокла и совершенно не грела. Оборотниха не сводила с дороги злобного взгляда зеленых глаз и мысленно проклинала вампиршу, сейчас еще, как она была уверена, нежившуюся в своей постели. А вот комары уже давно проснулись и теперь так и норовили забиться оборотнихе в нос и в уши. Ливонна то и дело негромко фыркала, интенсивно шевелила ушами и хлопала себя по крутым бедрам и шее, пытаясь прогнать порядком надоевших ей насекомых. Ей уже начинало казаться, что шериф Ределвудский уже и не появится, как вдруг тишину утреннего леса нарушил негромкий стук копыт. Оборотниха тут же оскалилась и припала к земле, готовясь к прыжку. Ее сильное, грациозное тело напряглось, словно стальная пружина. Ее план был прост — как только всадник поравняется с ней, она выпрыгнет из засады, выбьет его из седла и свернет ему шею. Потом уже можно будет утопить тело в трясине, что окружает скрытое в самой чаще леса озеро. Но неопытная оборотниха не подумала о том, чтобы проверить направление ветра. А он дул как раз с ее стороны, и конь шерифа Ределвудского, прославленного сэра Мордаунта Гинзборна, учуял ее еще до того, как она увидела силуэт всадника. А сэр Гинзборн, опытный воин и законник, верно истолковал беспокойство своего скакуна и приготовился к нападению, хоть и не знал, с кем столкнет его судьба на лесной тропе. Его рука легла на эфес меча, но он не спешил его обнажать, сам уже готовя сюрприз неведомой опасности.

Но окончательно смешал все планы коварной оборотнихи даже не легкий ветер, выдавший ее коню сэра Гинзборна, а самый обыкновенный дятел внезапно застучавший по дереву над головой Ливонны. Думавшая об одной только схватке злодейка тут же взметнулась в прыжке, который сделал бы честь лучшим балеринам в театре при дворце герцога де Мальваузена, но, увы и ах, шериф Ределвудский еще только подъезжал к перекрестку, и потому стал не жертвой, а свидетелем того великолепного броска, что должен был положить конец его полной подвигов жизни. О, да! Не поспеши так Ливонна, и шериф бы уже расстался с жизнью, а заветная Сагала была бы в ее окровавленных лапах. Но, увы, ее когти рассекли пустоту, и она, уже совсем не грациозно, перекувырнулась в воздухе и с громким треском шлепнулась в придорожные кусты. Конечно, эта мелкая оплошность не могла остановить оборотниху. И сэр Гинзборн знал это. Но он был уже готов. Его конь взвился на дыбы, едва не выбросив его из седла, но храбрый шериф натянул поводья, а Ливонне пришлось неуклюже отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под твердые как кремень копыта. Она припала к земле, злобно скалясь, а шериф Ределвудский обнажил меч и усмирил коня, готовясь к схватке. Ливонна как стояла на четвереньках попятилась. Она не сомневалась в том, что без труда разделается с Мордредом Гинзборном, если застанет его врасплох, но теперь преимущество всецело было на его стороне. Вступать в поединок с опытным всадником она не собиралась. Да и будь шериф Ределвудский пешим, и то она бы поостереглась. И поэтому злодейка трусливо поджала хвост и бросилась наутек, не разбирая дороги.

«Стой, трусливая тварь! Я еще не закончил с тобой!» — окликнул ее громовым голосом сэр Гинзборн, да только подстегнул оборотниху его крик не хуже плети. Пришпорил тогда коня отважный шериф и помчался в погоню, да вот по лесной чаще скакать — не по дороге. Ветки по лицу так и хлещут, да и смотреть надо, куда конь ноги ставит, а то вдруг нора или корень, и сломает гордое животное ногу.

Если бы Ливонна подумала получше, то обернулась бы до конца волчицей, да и удрала бы в самую чащу, где сэр Гинзборн без собак не нашел бы ее следов, но в страхе своем побежала она к тому месту, где припрятала человеческую одежду. Шериф Ределвудский немного поотстал, и успела коварная девушка обернуться обратно человеком и даже крестьянское платье на свое нагое тело набросить. Но только хотела она уже в таком виде бежать прочь, как настиг ее пылающий праведным гневом всадник. Пала Ливонна ниц, а сэр Гинзборн так натянул поводья, что вновь взвился конь на дыбы. Разнеслось по лесу его возмущенное ржание. Мирно спавший под столетним дубом старый кабан проснулся от такого шума, не разобрал, что к чему, да ломанулся в самую чащу лесную, что кусты так и затрещали под его напором. И решил отважный шериф, что это и есть удирающая оборотниха. Хотел было продолжить он погоню, да куда там. Зверя уже и след простыл. Перевел шериф сердитый взгляд с лесной чащи на распростершуюся на лесной поляне у самых ног его коня девицу. Зло его взяло, что из-за какой-то дурынды упустил он такой трофей. Спрыгнул сэр Гинзборн с коня да поднял девчонку за шиворот. Посмотрел на ее простое платье, понял, что перед ним простолюдинка, и почувствовал отраду: хоть и не достался ему ценный трофей, мог он теперь с лихвой поквитаться с виновницей его фиаско, ибо лес вокруг замка графа Ланнистера был заповедным, и крестьяне из окрестных деревень не смели захаживать туда.

«Кто ты такая, дрянная девка? И кто позволил тебе находиться в лесу его сиятельства, графа Ланнистера?» — сердито спросил сэр Гинзборн, сжимая кулаки.

«Мое имя Ливонна, господин!» — тихо сказала оборотниха, надеясь что сэр Гинзборн не заметит сходства цвета ее волос с ее шерстью в зверином облике. — «Я собирала грибы и случайно заплутала в лесу...» — она уставилась себе под ноги.

«Вот оно как! Ты не просто посмела зайти в заповедный лес, но и пыталась наложить свои грязные руки на собственность его сиятельства! Будь на твоем месте мальчишка, я бы сломал ему нос и выбил передние зубы за такую дерзость. Хочешь ли ты этого?»

«О нет, прошу вас, не надо!» — взмолилась Ливонна. Конечно, она знала, что, как и любой оборотень, исцелится от таких ничтожных ран, но чисто женский страх перед перспективой несколько дней проходить обезображенной взял над ней вверх.

«Тогда ты понесешь наказание, приличествующее твоему полу. Нарежь в лесу гибких и длинных прутьев, а потом задери юбку да перегнись через вот этот пень.» — сэр Гинзборн многозначительно положил ладонь в латной перчатке на рукоять своего меча.

И хотя новая угроза была для неопытной оборотнихи едва ли страшней предыдущей, но не хотелось ей терпеть боль постыдного наказания, и стала она со слезами на глазах умолять известного своей страстью к правому суду шерифа Ределвудского проявить снисхождение к ее красоте и слабости. Но сэр Гинзборн, потрясая перед лицом девушки тяжелым латным кулаком, повторял, что может оказать снисхождение к красоте или к слабости, но не к обеим сразу, и если хочет наглая девица спасти свою красоту, должна она пожертвовать своим слабым местом пониже спины, и наоборот, да и вообще, пусть она поскорей решает, иначе он поступит с ней как с мальчишкой-вором, и пусть она потом собирает на всех концах поляны свои прекрасные белые зубки, а он пойдет своей дорогой.

Тогда Ливонна решила хитростью избежать грозящей ей незавидной участи, а именно — сделать вид, что согласна пойти в лес за прутьями для собственной порки, и незаметно улизнуть от разозленного шерифа. Но сэр Гинзборн был начеку, и когда старательно притворявшаяся обычной девушкой оборотниха пустилась бежать, задирая подол длинной крестьянской юбки, он без труда настиг ее, и вновь повторил свои угрозы. Тогда, видя что деваться ей некуда, решилась недотепистая злодейка смириться с неизбежным. Под строгим бдительным взглядом шерифа Ределвудского резала Ливонна гибких да хлестких прутьев, тщательно очистив их от сучков, и бросила их к ногам своего мучителя. Хоть она и смирилась с уготованной ей незавидной участью, но хотелось ей хоть так досадить везучему шерифу.

«Ни звука более не услышите вы от меня, хотя бы и подвергли меня тем пыткам, которые приличествуют лишь язычникам-сарацинам.» — сказала дерзкая оборотниха, задирая нос. Она не любила боль и уж точно не хотела ужесточить свое наказание, но в тоже время знала, что зад ее после даже самой жестокой порки заживет намного быстрее, чем может подумать ее мучитель, а ненависть к нему и своей неудаче притупляла в ней осторожность.

Шериф лишь усмехнулся и подвел несчастную к пресловутому пеньку, которому суждено было стать местом страданий неудачливой Ливонны, и заставил перегнуться через пень, и привязал ее так, чтобы она не могла вскочить с пня, а лишь совершать беспорядочные движения ногами и нижней частью тела.

«Напрасно вы привязываете меня, я и так не пошевелюсь, пока судьба не избавит меня от этого испытания!» — сказала Ливонна, низко склоняя рыжеватую свою головку, и длинные чуть кучерявые волосы, опустившись к земле, скрыли ее раскрасневшееся от унижения лицо. Сэр Гинзборн взмахнул длинным прутом, и от зловещего свиста сжалось сердце оборотнихи, но собрала Ливонна все свое мужество и поклялась себе, что ни единым звуком не выдаст врагу своих страданий. В следующее мгновение прут рассек воздух и опустился на чуть смуглую нежную кожу коварной разбойницы, и взлетели вспугнутые пронзительным девичьим визгом птицы. Безжалостный прут тут же заплясал на отчаянно вертящихся пышных девичьих ягодицах, оставляя ярко-красные узоры, и трудно было разобрать отдельные слова в том, что кричала несчастная Ливонна, бившаяся в своих путах как птица в силках. Как ни взывала она о пощаде, как ни клялась никогда более не посягать на графскую собственность, жестокий шериф оставался неумолим, и прервался лишь когда разлетелись прутья в щепки, измочалившись мелко дрожащее от невыносимой боли тело незадачливой злодейки, и то лишь для того, чтобы расстегнуть сыромятный ремень и продолжать порку. С юных лет не верил сэр Гинзборн девичим клятвам, да и не столько пекся он о каких-то грибах, до которых графу Ланнистеру навряд ли было дело, сколько хотел выместить хоть на ком-то всю свою злость и досаду за упущенный трофей. Показалось несчастной Ливонне, что растирают по ее многостральному заду горячие угли, и еще больше она стала кричать и вырываться.

Еще немного, и заставила бы боль отчаявшуюся оборотниху попытаться обернуться зверем и так сбежать от своего мучителя, но вдруг громко захрапел конь сэра Гинзборна, отвлекая шерифа Ределвудского от столь приятного для него занятия. Тут же послышался стук копыт, и показалась из-за деревьев верхом на белой в яблоках кобыле молодая графиня.

Бесс не обманула Ливонну. Она и в самом деле выехала сразу следом за сэром Гинзборном, но не спешила, чтоб не заметил он ее. Да и не собиралась она выдавать себя, надеясь, что Ливонна сделает всю грязную работу. И поэтому поотстала она от шерифа Ределвудского и пропустила всю позорную неудачу своей сообщницы. Поспешить ей пришлось только тогда, когда до ее ушей донесся шум погони, и то вампирша больше стремилась удовлетворить собственное любопытство, чем помочь оборотнихе. И она успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как сэр Гинзборн привязывает Ливонну к пню. Для Бесс сложно было бы придумать лучший момент, чтобы напасть на Мордреда Гинзборна, но открывшееся ей зрелище было настолько соблазнительным, что коварная вампирша и не подумала хоть чем-то помешать шерифу Ределвудскому. Если бы не их непонятная связь с Сагалой, природа и даже сама сущность которой оставалась для девиц тайной за семью печатями, Бесс уже давно избавилась бы от злейшей подруги, но, увы, без Ливонны она рисковала застрять в этом мире навсегда. Но это вовсе не мешало ей упиваться ее мучениями. В конце концов, никто не мешал ей подождать, пока Гинзборн закончит пороть недотепу, и убить его ударом в спину, притворившись, что она только-только подоспела. И Бесс так и оставалась в седле, с неприятной ухмылкой наблюдая, как полноватый зад Ливонны покрывается яркими болезненными рубцами, которые продолжали выделяться на ее коже, даже когда сэр Гинзборн взялся за ремень, чтобы равномерно пройтись по всей заднице девушки, и как глупая девица отчаянно виляет напоротым задом и дрыгает ногами, пытаясь увести ягодицы от карающей руки. Униженные вопли наглой оборотнихи казались ушам коварной вампирши сладчайшей музыкой.

Но Бесс, как до этого и Ливонну, подвел ветер, внезапно подувший ей в спину и принесший запах ее лошади коню сэра Гинзборна. Понимая, что теперь шериф Ределвудский все равно заметит ее, Бесс решила сама выехать из зарослей, делая вид, что она просто прогуливается верхом по лесу. Едва Ливонна поняла, кто приближается к ним, сердце ее забилось от радостной надежды. Даже сейчас, когда сэр Гинзборн заметил Бесс, у вампирши все еще было преимущество. Он никак не мог ожидать удара от молодой графини. Но Бесс не желала рисковать. Знай она, каким позором обратилось нападение Ливонны, и она без всяких опасений вонзила бы свой кинжал шерифу в спину. Но вампирша не видела промаха оборотнихи, и думала, что сэр Гинзборн сумел отбиться от лютого зверя, несмотря на успешную засаду. И Бесс решила не испытывать судьбу. Тем более, что прямо перед ней уже был наглядный пример того, что бывает со слишком самонадеянными девицами.

«Мое почтение, сэр Гинзборн!» — Бесс вежливо улыбнулась. — «Поучаете юную браконьерку?» — она решила сделать вид, что не узнала Ливонну. Да и не мог сэр Гинзборн знать, что эти девушки знакомы, хотя ни для кого в замке графа Ланнистера это не было секретом после того, как новоиспеченная графиня решила проучить злейшую подругу, все никак не желавшую признавать ее законный титул, и подговорила графа Ланнистера устроить наглой девке публичную порку во дворе замка.

«Мое почтение, миледи.» — поприветствовал графиню шериф. — «Да. Эти крестьяне совсем распоясались! Вы же знаете, я не раз призывал его сиятельство быть по-жестче с ними.»

«Его сиятельство верит, что милосердие бывает сильнее кнута и петли.» — повторила Бесс слова графа. Конечно, это было лишь лицемерие. Графу нравилась репутация милосердного правителя, но он вовсе не смотрел на браконьерство и даже простое нарушение границ своих земель сквозь пальцы. Он любил охотиться на людей в ночи, а те, кто нарушал его законы, не могли даже позвать на помощь. — «Но если вы спросите мое мнение, сэр Гинзборн, никто не заметит милосердия, если не показать ему строгости. Взять хотя бы эту браконьерку. Ваш урок она забудет не скоро, а если бы вы ее отпустили, она бы уже завтра утром снова пытала удачи в заповедном лесу. Девяносто семь девиц из сотни на каждом шагу заслуживают хорошей порки, и не будет большой беды, если одна из них несколько дней проревет и подумает над своим поведением. А теперь, если вы позволите, я бы хотела продолжить свою прогулку, сэр Гинзборн. Была рада повидаться с вами.» — и Бесс сделала шерифу ручкой, пришпоривая лошадь. Ливонна слушала разговор своего мучителя и своей заклятой подруги молча, и только слезы ручьями текли по ее щекам, от гнева и унижения пылавшим не меньше, чем пострадавшие части тела. О, как она ненавидела эту напыщенную кровопийцу! Но все та же Сагала, так и оставшаяся в походной сумке шерифа Ределвудского, не позволяла ей перегрызть ей глотку. Стук копыт стих в лесу. Сэр Гинзборн в задумчивости затянул ремень на поясе и отвязал наказанную девушку.

«Тебе повезло, что она здесь проехала; устала у меня рука махать ремнем и прутьями. Торопись унести ноги!» — и звонким шлепком латной перчатки по настрадавшемуся заду придал он зареванной Ливонне надлежащее ускорение.

Проливая горькие слезы и так высоко задирая подол платья, что становились видны следы понесенного наказания, побежала выпоротая оборотниха прочь, сверкая босыми пятками. Уже скрывшись в лесной чаще осмелилась она вновь принять облик, показывавший ее животную природу во всей ее безобразной красе, надеясь, что так быстрее заживут ее истерзанные ремнем и прутьями телеса, но боль слабее так и не стала. И завыла оборотниха, и вой ее разнесся эхом по всему лесу.