Марина Садловская. Твоя любовь сильнее смерти

[Archivarius]

...Продумала Ксюша все тщательно и кое-что подготовила. Вместо лестницы она использовала куриный насест. Но в последнюю минуту шест от насеста не выдержал и оторвался, а Ксения с шумом и грохотом полетела вниз, крепко зажав в кулаке веревку. Она хотела перебросить конец веревки через балку и закрепить. Не получилось. Но хуже всего было то, что поднялся шум (чего так боялась Ксения). В темноте всполошились куры, попадали с насеста на землю, хрипло орал петух. Скрипнула входная дверь хаты, и вот уже идет с зажженным керосиновым фонарем Александра. Ксения, не дожидаясь вопросов, шагнула матери навстречу с объяснением:
– Хотела собрать яйца в гнезде. Да вот заплуталась в соломе и упала. Смех один! Яйца подавила, вся юбка теперь скользкая!
Александра полным тревоги голосом воскликнула:
– Какие в темноте яйца? И почему куры орут? Я думала, хорь залез.
Ксюша ухватилась за спасительную соломинку:
– Да, мама, правда! Это точно – хорь! Но теперь он напугался и убежал.
Дочь заискивающе заглянула матери в глаза и предложила:
– Давай закроем сарай и пойдем в дом!
Не слушая Ксению, Александра зашла в помещение. В углу светлым пятном выделялся ворох соломы. Рядом сбились в кучку всполошенные куры. Под насестом торчал конец оторванного шеста. Мать Ксении подозрительно озиралась вокруг. Слабый луч от фонаря скользнул по насесту и высветил веревку. Один ее конец змеей вился на земле, на втором была завязана крупным, с кулак, узлом петля. Она зацепилась за гвоздь и покачивалась, как живая. Они увидели ее одновременно...
Ксюша, пытаясь отвлечь мать, скрутила тугой соломенный жгут и отчищала юбку, приговаривая:
– Вот смеху-то сколько! Упасть юбкой прямо в яйца!
Александра, прикипевшая взглядом к петле, не отрывая от нее глаз, осторожно поставила фонарь на порог. Затем сдернула веревку с гвоздя, с трудом развязав узел, аккуратно свернула ее и положила на место в угол. Ксении бросила:
– Иди в дом, я сама закрою сарай!

Внучки уже спали. Мокрой тряпкой Александра старательно протирала от пыли толстый, из бычьей кожи, ремень. Пряжки не было, давно потерялась. Это был ремень ее мужа. Ваня, когда воевал в финскую, на несколько дней попал домой, на побывку. Затем ушел, а ремень – он у него был запасной – оставил дома. А сам с войны не вернулся...
Александра озабоченно провела рукой вдоль ремня, решив, что все готово, хотя многолетняя пыль с копотью въелась в кожу и не счищалась. Ксения завороженно глядела на действия матери, боясь шелохнуться. Александра, наматывая конец ремня на ладонь, спокойно потребовала: «Сымай одежду!» Затем рассудительно добавила: «Выбирай сама, что будешь оголять – спину или зад? Не вздумай отбрыкиваться – позову Петьку!»

Ксения издала только первый то ли стон, то ли взвизг, когда ремень опоясал ее спину. Дальше она, закусив нижнюю губу и крепко зажав обеими руками спинку железной кровати, лишь вздрагивала после очередного взмаха ремня.
Мать остановилась, когда увидела на подбородке дочери струйку крови от закушенной губы...
Александра неизвестно кому жаловалась:
– Здесь мужская рука нужна! Раньше-то у меня тоже сила была, а теперь... – она безнадежно покачала головой и, протиснув руку за печку, повесила ремень на место.