Радий Погодин. Мы сказали клятву

[Archivarius]

Родители бывают разные. Одни отнесутся к потере банта спокойно, другие поднимут шум и гвалт на весь дом. Которые из них лучше, судить детям, когда дети вырастут.
Рэмка и Валерка сидели в ванной. А в комнате сидела Катина мама. Что она говорила Валеркиным родителям, мальчишки не слышали.
Лишь когда Катина мама уходила, до них отчётливо донеслась её фраза:
- Имейте в виду, это всё улица. Вы ещё будете проливать горькие слёзы.
Валерка выкрутил лампочку в ванной. Он поступил осмотрительно, потому что в коридоре раздались шаги отца, затем послышался стук в дверь.
- Валерий, открой.
- Не могу, - сказал Валерка, - мы карточки печатаем.
- Хорошо, - сказал отец с многозначительной интонацией. - Когда кончишь печатать, зайди ко мне.
- Хорошо, - откликнулся Валерка.
Рэмка молчал - чего ж тут хорошего. И ещё не известно, в какую квартиру пошла Катина мама - в свою или в Рэмкину.
- Что будем делать? - прошептал Валерка, наклоняясь к его уху.
- Терпеть. Тебя первый раз дерут, что ли?
- Да я не о том. - Валерка сдержанно засопел. - Я спрашиваю: что теперь с Катей делать? Теперь она к нам и близко не подойдёт. Давай знаешь что? Давай напишем ей письмо. Ты стихи умеешь сочинять?
- Ещё чего? Тебе нужно, сам и сочиняй. Ты влюблённый.
Валерка покорно уселся на край ванны, закатил глаза и зашевелил губами.

***

Из парадной вышел Валеркин отец.
- Вот что, голубчики, пойдёмте. - Он ухватил приятелей покрепче за воротники.
Когда отцы говорят такое, значит, ничего хорошего впереди не ждёт. Игра остановилась. Кто-то начал отвязывать сетку. Кто-то сложил в коробочку мячи и ракетки.
- Всё равно играйте, - сказал Рэмка.
- Теннис для всех, - добавил Валерка.
Они дёргались в отцовских руках, бормоча:
- А что мы такое сделали?..
Валеркин отец держал их крепко. Он провёл друзей мимо дворничихи. Дворничиха нахмурилась и сочувственно покачала головой. Он провёл их мимо управхоза. Управхоз почесал затылок. Ребята у теннисного стола дружно молчали. Малыши в песочнице отложили на время совки и формочки.
В большой комнате сидела Валеркина мать, Майя Петровна.
- Вот они, субчики, - пихнув мальчишек к столу, сказал отец.
- Мы работаем, времени у нас мало, но мы стараемся, чтобы ты стал хорошим человеком, - начала Майя Петровна, - а ты... - Глаза у Майи Петровны были красные и нос тоже. - Слушай, Александр, - сказала она мужу, - я не верю... Не могу я в это поверить...
- Сознавайся, ты у матери деньги стянул?! - загремел Валеркин отец на всю комнату.
Майя Петровна поморщилась.
- Тише, тише, - сказала она. - Если Валерий виноват, он сознается. Валерий, может быть, на вас кто-нибудь дурно влияет?
- Никто на нас не влияет! - горячо выкрикнул Валерий. - С Рэмкой мы с первого класса дружим, и никаких денег мы не брали, хоть режьте нас, хоть калёным железом!..
- Не кричи на родителей! - топнул ногой отец. - Ты ещё комар, букашка!
- Видишь ли, Валерий, - снова начала Майя Петровна, - нам сейчас рассказали странные вещи. - Она неуверенно потянулась рукой к столу.
Мальчишкам стало ужасно тоскливо. На столе возле вазы с тюльпанами лежали две маленькие чёрные гантели.
- Выворачивайте карманы! - скомандовал Валеркин отец.
Валерка и Рэмка подчинились. Они выложили на стол оставшиеся пятьдесят четыре копейки.
Майя Петровна глубоко вздохнула, поднялась с дивана и пошла в кухню.
Муж проводил её взглядом, горестно крякнул и подтолкнул мальчишек к дивану.
- Довёл мать, босяк... А ну, ложитесь!
Валерка лёг на диван, словно собрался вздремнуть, сунул в рот кулак и закрыл глаза.
- Меня вы пороть не имеете права! - запротестовал Рэмка. - Я не ваш сын... Мы ничего не сделали!
- Мой не мой, а ложись. Я тебя выдеру, твои же родители мне спасибо скажут. Ты думаешь, это приятное дело - вас, паршивцев, ремнём пороть?
Рэмка отскочил.
- Всё равно не дамся!
Валеркин отец подумал-подумал, потом вздохнул и, сняв ремень с брюк, нацелился Валерке по тому самому месту, в которое принято вкладывать основы морали и чести.
Валерка съёжился, засунул кулак поглубже в рот.
Рэмка вцепился в край стола.
- Обождите! - крикнул он. - Мы с Валеркой всё вместе делали, вместе и порите. - Он потеснил товарища на диване, засунул в рот кулак, на его манер, и промычал: - Нахиахи... (Начинайте.)
Вдвоём было спокойнее ждать, и ремень не казался страшным. Мальчишки потеснее прижались друг к другу, уставились в одно и то же пятнышко на диване и напрягли мускулы.
Но тут отворилась дверь. В комнату вбежала Майя Петровна с продуктовой сумкой.
- Подожди! - крикнула она мужу и, приподнявшись на цыпочки, зашептала: - Вот деньги, как это я их не заметила? Под газету завалились. - Она посмотрела на мальчишек с состраданием и спросила: - Вам больно, мальчики?
Отец отшвырнул ремень, проворчал зло:
- Слушаешь всяких дур...
- Да, да, - бормотала Майя Петровна, - они нам всё расскажут... Пойдём в кухню.
Ребята спокойно сопели. Они думали о чудовищном предательстве, о боли, которую можно причинить без ремня, ножа и калёного железа.
Валерка вытащил изо рта кулак, проглотил что-то раз в пять побольше кулака, солоноватое и стыдное. Проглотил с трудом, с большим усилием, но, может быть, поэтому глаза у него стали сухими и твёрдыми.
- Тебе хорошо, Рэмка, - прошептал он. - Ну, выдрали бы - не привыкать. - Потом он положил руку на Рэмкино плечо. - Не стоящее это дело - любовь.
Рэмка по-прежнему смотрел на пятнышко.
- Ага, - печально прошептал он.
В комнате было тихо, только со двора доносился звук целлулоидного мяча: "Пинг-понг. Пинг-понг".
Здесь, на диване, друзья поклялись, что ни одни девчонка не затронет их сердец до самого гроба.
- Небо, земля. Сталь и честь. Мы сказали клятву. Хук.