Шолохов М.А. Тихий Дон

[Archivarius]

"Лечил" Мишку через три дня военно-полевой суд в станице Каргинской.

Было у суда в те дни две меры наказания: расстрел и розги. Приговоренных к расстрелу ночью выгоняли за станицу, за Песчаный курган, а тех, кого надеялись исправить, розгами наказывали публично на площади.

В воскресенье с утра, как только поставили среди площади скамью, начал сходиться народ. Забили всю площадь, полно набралось на прилавках, на сложенных у сараев пластинах, на крышах домов, лавок. Первого выпороли Александрова - сына грачевского попа. Рьяным слыл большевиком, по делу - расстрелять бы, но отец - хороший поп, всеми уважаемый, решили на суде всыпать поповскому сыну десятка два розог.

С Александрова спустили штаны, разложили голоштанного на лавке, один казак сел на ноги (руки связали под лавкой), двое с пучками таловых хворостин стали по бокам. Всыпали. Встал Александров, отряхнулся и, собирая штаны, раскланялся на все четыре стороны. Уж больно рад был человек, что не расстреляли, поэтому раскланялся и поблагодарил:

- Спасибо, господа старики!
- Носи на здоровье! - ответил кто-то.

И такой дружный гогот пошел по площади, что даже арестованные, сидевшие тут же неподалеку, в сарае, заулыбались.

Всыпали и Мишке по приговору двадцать горячих. Но еще горячее боли был стыд. Вся станица - и стар и мал - смотрела. Подобрал Мишка шаровары и, чуть не плача, сказал поровшему его казаку:

- Непорядки!
- А чем?
- Голова думала, а ж... отвечает. Срамота на всю жисть.
- Ничего, стыд не дым, глаза не выест, - утешал казак, - и, желая
сделать приятное наказанному, сказал: - А крепок ты, паренек: раза два
рубанул я тебя неплохо, хотелось, чтоб крикнул ты... гляжу: нет, не
добьешься от этого крику. Надысь одного секли - обмарался голубок. Значит, кишка у него тонка.

На другой же день согласно приговору, отправили Мишку на фронт.