Входя в любой раздел форума, вы подтверждаете, что вам более 18 лет, и вы являетесь совершеннолетним по законам своей страны: 18+

Павел Комарницкий. Время терпеливых

Автор Archivarius, 02 Май 2023, 05:10

« назад - далее »

Archivarius

"Мария всё ещё стояла, потупившись с чрезвычайно виноватым видом, но приглядевшись, отец заметил, что девочка ковыряет носком сапожка сучок в полу. Вылез сучок малость, и княжна пыталась вдавить его обратно. Он снова подавил улыбку. Смех смехом, но с бараньими скачками придётся кончать.
- Подойди, Мариша, сядь, - отец похлопал по лавке подле себя ладонью. Девочка послушно подошла, присела на краешек.
- Доча, это не шутки. А если б ты руки-ноги себе переломала?
Мария тяжко вздохнула, потупилась ещё больше, но при этом искоса метнула на отца короткий взгляд. Сильно ли сердится? В прошлые разы всё ограничивалось устным взысканием... Может, и сейчас пронесёт?
- Что скажешь?
- Прости, батюшка.
- Это было уже. Сколь раз, напомни? Не помнишь? Четыре раза. Чего-нибудь новое скажи.
- Я больше не буду.
- И это было. Ты пошто слова своего не держишь?
Девочка подняла на него абсолютно честные глаза.
- Я правда не хотела, тато. Оно само как-то вышло.
Князь Михаил тяжко вздохнул. Нет, в этот раз придётся-таки наказать девчонку. Для её же блага. Кому нужна хромоногая калека?
- Вот что, Мария. Ты не какая-нибудь голь перехожая, сирая и убогая, у которой слова что ветер в поле. Ты княжья дочь, и должна отвечать за свои слова и поступки. Неси-ка вицы.
Мария вздрогнула, посмотрела на отца. Может, всё-таки шутит? Но князь смотрел на неё твёрдо - без злости, даже чуть печально. Не шутит... Да, похоже, на сей раз устным внушением отделаться не удастся...
- Неси, неси, - подбодрил девочку отец. - Да дверь запри на засов, а то не ровен час, Феодулия вернётся.
Вообще-то князь Михаил был человек не злой, и даже княжескую дворню пороли не так часто - при том, что на Руси в те времена телесные наказания не только детей, но и взрослых были явлением массовым и обыденным. Провинившихся холопов обычно пороли на конюшне, кого розгами, кого палками, а кого и кнутом. Но для княжьей дочери это было, разумеется, неприемлемо.
- Ложись на лавку, - велел он девочке, пробуя принесённые ивовые прутья, отмоченные в ведре с водой. Прутья со свистом рассекали воздух. - Да сапоги-то сыми.
Мария послушно разулась, легла на лавку ничком, высоко, до подмышек, задрав подол платья. Князь взял в пучок три наиболее гибкие розги, взглянул на тоненькие девчоночьи ноги и тощенький зад, вздохнув, отложил одну.
Розги со свистом впились в кожу, оставив красные полосы. Раз, два, три... Мария молча вцепилась зубами в ткань. Пять, шесть, семь... Десять.
- Ну хватит тебе для ума, пожалуй, - отец отбросил прутья - Хватит, Мариша? Не будешь больше?
Девочка повернула к отцу зарёванное лицо.
- Не буду, тато. Правда, не буду. А если оно опять само получится?
- Тогда добавлю, - без улыбки пообещал отец. - И запру в горнице. Будешь сидеть вместе с Феодулией над святцами. Все дни вместе, с утра до ночи, поняла?
- Ой, тато, не надо! Лучше ещё розог!
Тут князь не выдержал и захохотал.
- Вставай уже, стрекоза!
Глядя, как дочь оправляет платье, Михаил спросил.
- Ты чего не визжала-то, Мариша? Когда орёшь, оно легче. По своему детству знаю.
Мария чуть посопела.
- Не хочу, чтобы все знали, что ты меня сечёшь, тато.
Князь поперхнулся, закашлялся.
- Ну-ну... Экая ты у меня терпеливая, гляди..."

"Мария стояла перед мужем с чрезвычайно виноватым видом. И в самом деле, мужняя жена, княгиня Ростовская... Дура дурой, ещё вот только на барана верхом не села...
- Ну ладно, честь не дорога... А коли б ты руки-ноги переломала себе? А коли б убилась насмерть? А обо мне ты подумала ли, ежели о себе не хочешь?
Лицо Марии цветом теперь напоминало свёклу.
- Прости меня, Василько...
Князь Василько кусал губы, хмурился. В памяти всплыло прощальное напутствие тестя: "ты её вицей легонько по заду, для ума и общей пользы здоровью". Может, и верно?..
- Неси-ка розги, - вздохнул Василько.
Мария коротко глянула на него, потупилась, вышла. Розги для дворни отмачивались в дальних сенях, в кадушке.
Вернувшись, Мария протянула мужу пучок розог, молча стянула сапожки, платье... Оставшись в одном нательном кресте, легла на лавку ничком, вытянула вперёд руки. Всё правильно, всё верно... Так и надо дуре... "Жена да убоится мужа своего"...
- Не могу я тебя сечь, Мариша, - тихо сказал Василько. - Вот не могу, и всё тут. Пальцем тронуть не смею.
Он присел на лавку рядом с лежащей Марией, положил ей руку на спину, стал гладить.
- Ты теперь на шею мне сядешь, да?
Мария повернулась к нему лицом, схватила мужнину руку, прижала к своему сердцу.
- Не сяду, Василько. Прости дуру. Простишь?
- Уже, - улыбнулся Василько, лаская её грудь.
- Спасибо тебе, муж мой, - тихо, серьёзно ответила Мария.
- Ну я же обещал тебе тогда, помнишь? - Василько улыбнулся шире. - Та боль была последняя, что я тебе причинил, Мариша.
Его лицо уже было близко, близко. Настойчивые губы нашли губы Марии...
- Однако не думаешь ли ты, что сей проступок твой останется и вовсе безнаказанным? - спросил вдруг Василько, блестя глазами. - А ну-ка, ступай в опочивальню..."