Тук-тук-тук!

[Mih]

Тук-тук-тук!

Поздний вечер, маленькая харчевня, за столом сидят девушки. Распахивается дверь, с мороза вкатывается бодрый мужичонка с круглой головой, торчащими усиками и мелкими, бегающими глазками. "Хи-хи, а вот и я" - говорит он, подбрасывая на ладони несколько тускло блестящих, тяжёлых монет и многозначительно смотрит на девушек. "Девки, это доносчик!" - говорит Анхен, испуганно моргая огромными голубыми глазами. "Тю, ну и что..." - лениво отзываются подруги. Гретхен встряхивает копной чёрных волос, подмигивает мужичку и встаёт со скамьи. "Ты что, высекут же!" - пытается предупредить её Анхен. "Да всё равно высекут" - сладко потягивается Гретхен. "А зато..." - и она потирает пальцы. Гретхен неприлично задирает юбку. "Вот и умница!" - склабится мужичок. "Девки, брысь!" - Гретхен сгоняет подруг с широкой скамьи и, ловко вывернувшись из платья, укладывается на спину. Анхен заботливо подсовывает ей под голову какие-то смятые одёжки, мужичок не спеша расстёгивает штаны. Через некоторое время он, отдуваясь, нарочито медленно отсчитывает монеты. "Девки, все видели? Не задарма! - говорит мужичок - Дальше сами знаете. Утром дуйте все к тюрьме!" "И не стыдно тебе?!" - взвизгивает возмущённая Анхен. "А чо? - говорит мужичок, невинно моргая глазками - я ж не со зла! Работа такая, мне за неё деньги платят". Мужичок деловито идёт к выходу. Обернувшись в дверях, он добавляет: "И девки за казённый счёт, хи-хи!"

Утром девушки, ёжась от холода, стайкой стоят у ворот женской тюрьмы. Выходит стражник, грозно спрашивает: "Которая?!" Гретхен подаётся вперёд: "Я!" Стражник больно берёт её за ухо, ведёт. Остальные девушки следуют за ней. Зал, в кресле с высокой спинкой старый толстый судья. Он обвиняет Гретхен в запрещённой законом проституции. Вчерашний мужичок подробно расписывает обстоятельства преступления. "Контрольная закупка!" - под конец хихикает он, облизываясь и глядя на Гретхен. "А сейчас - слово свидетелям!" - важно произносит судья. Девушек вызывают по очереди. Сперва каждая из них подходит к страже, задирает юбку и, морщась и повизгивая, получает пяток хороших, крепких розог - для осознания ответственности перед судом. Все они честно подтверждают, что Гретхен получила деньги за свою работу. На вопрос, где монеты, обвиняемая на голубом глазу заявляет, что часть их проела, а часть потеряла. Добрый судья, делая вид, что поверил, подмигивает ей и объявляет, что конфискация незаконного заработка отменяется по причине невозможности (дальше идёт какой-то неразборчивый латинский термин). Правда, это будет стоить преступнице лишних два десятка розог - итого, вместе с положенными по приговору тридцатью - полсотни.

Гретхен благодарит судью, поспешно раздевается догола и становится на колени. Изображая крайнее удовольствие, она закатывает глаза и с томным стоном целует пучок розог. Оценив игру, стражник звонко шлёпает её по оттопыренной попе и галантно подаёт руку. Гретхен вызывающе виляет попой и укладывается на скамью. Анхен подходит к ней с глазами, полными слёз и целует Гретхен в макушку. Затем, задрав юбку, усаживается ей на загривок. Остальные девушки крепко держат приговорённую за руки и за ноги. Секут не спеша - между ударами можно спокойно выкурить трубку. В результате экзекуция растягивается до полудня. В зале промозгло. Голая, замёрзшая Гретхен пускает под себя струю. Девки хихикают, стражник окатывает её водой. Тут доносчик, словно фокусник, достаёт откуда-то бутылку виски. Он даёт Гретхен несколько раз отхлебнуть из горлышка, а после и сам прикладывается к бутылке. Тяжело ступая, подходит судья, с кряхтением наклоняется и вдруг с дурацким смешком суёт палец в попу лежащей Гретхен. Та вскрикивает, дробно пукает и, окончательно опозоренная, багровеет от стыда. Стражники ржут, порка продолжается. По окончанию наказания Гретхен, кое-как слезши со скамьи, со стоном подходит к поровшим её стражникам и, как была голая, обнимает и крепко целует в губы каждого из них. Затем, ещё раз поклонившись судье и сделав ручкой доносчику, девушки возвращаются в харчевню.

Ближе к вечеру в харчевню является судья. Хозяйка подбрасывает в очаг дрова, становится жарко, судья раздевается догола и становится на колени. Он каждый день видит, как осуждённым бабам и девкам секут задницы и отчаянно им завидует. Судья подаёт девушкам принесённый с собою кнут и они по очереди с огромным удовольствием порют заплывшую жиром тушу. Судья целует девушкам срамные места и даёт каждой по монете. Пороть законом не запрещается.

Назавтра в женской тюрьме банный день. Туда возвращаются отпущенные погулять осуждённые воровки. Ворота тюрьмы не заперты, на камерах нет запоров. Преступницам всё равно негде жить, а тут крыша над головой и, кстати, сказать, неплохая похлёбка. Заодно приходят помыться и проститутки вместе с хозяйкой харчевни и кухаркой. Голые стражники, составив в угол свои алебарды, носят воду и топят печь. Вместе с бабами моются старый судья и бесстыжий доносчик. Спина и задница судьи как следует исполосованы кнутом - всем давно уже известна эта его невинная страсть. Девки со смехом дёргают доносчика за хорошо им знакомую письку, а тот, якобы смущаясь, корчит рожицы и вращает выпученными глазами.

Тут одна из отбывающих длительный срок воровок вспоминает, как на днях её высекли из-за какой-то кляузы. Вообще-то здешние девки любят заголять зады, так что всё было бы ничего... Но, как на грех, именно в этот день у судьи разболелся застуженный зуб и, пребывая в тоске, он вкатил обвиняемой не то полторы, не то вообще три сотни розог. Стража, удивлённая столь непривычным приговором, секла девку особенно тщательно, при этом пару раз сбивалась со счёта и всё начиналось сначала. А сегодня, ненароком прикоснувшись иссечённым задом к горячей печи, она в сердцах тычет пальцем в доносчика и, отчаянно визжа, обвиняет его во всех несчастиях своих ягодиц. Бабы оборачиваются на крик, вспоминают, как их самих недавно секли и дружно чешут задницы. В воздухе запахло расправой.

"Девочки, ша! - поднимает руку доносчик - я сейчас!" Он берёт у стражников ключи от единственного в тюрьме замка и отправляется в кладовку. Приносит оттуда здоровую охапку свежих розог и ложится на лавку. Свистят розги, воровки отводят душу, к ним присоединяются проститутки из харчевни. Одна только Гретхен стоит в стороне - ей почему-то очень жаль бедолагу. А сам он в это время вовсю ёрзает на скамье, с удовольствием подставляя розгам упитанные ягодицы.