Что я видел (экскурсия в ад)

[Mih]

Что я видел
Экскурсия в ад

Посвящается всем, чьи задницы ждёт раскалённая сковородка

Правдивая, удивительная и поучительная история о том, как я повстречал в лесу хитрого лысого чёрта и лесного деда в жёлтых ботинках и, обыграв чёрта в карты, побывал в аду, где повстречал шерстистых лесных ведьм и весёлых корчмарок с сиськами до пупа, шершня со стальным жалом и милых наивных проституток, глупую супружескую пару и отчаянных любовников, настоящую австрийскую королеву и бесстыжую китайскую императрицу, видел омерзительную спецкотельную и необычное наказание двух сестёр, а после благополучно вернулся домой, чтобы всё это вам рассказать.

"Шёл я лесом, видел беса"

Чем дальше, тем гуще и темнее становился лес. А когда тропинка совсем исчезла, я увидал Тойфеля, увлечённо игравшего в карты с каким-то высоченным жизнерадостным бородатым дедом в ярко-жёлтых ботинках и синей потрёпанной куртке. Дед, посмеиваясь, всё время выигрывал и почём зря лупил картами старого чёрта по лысине промеж рогов, отчего у того из глаз сыпались разноцветные искры, с треском поджигавшие сухую траву, а из-под хвоста валил густой дым. Шерсть на чертячьем хребте стояла дыбом. Тут засвистела какая-то мелкая пичужка, дед просвистел ей в ответ то же самое, но в обратном порядке, заявил, что ему срочно пора по важным, не терпящим отлагательств делам, сунул свои карты мне в руки - и только жёлтые ботинки засверкали среди почтительно расступавшихся перед ним деревьев.

Игра продолжилась. Тойфель сверкнул глазами, во рту у меня неожиданно оказалась отличная сигарилла доброй голландской марки, на кончике её сам собой вспыхнул огонёк и я, затянувшись дымом, пошёл с первой же попавшейся карты - не имея ни малейшего понятия о правилах игры. Судя по всему, мне чертовски везло - какая бы ни выпадала карта, Тойфель, поёживаясь, всё больше хмурился и нервно чесал то задницу, то затылок. На последней карте он с визгом взвился и возбуждённо заверещал - Выиграл, выиграл, вот чертяка, как есть выиграл! И тут же, виляя хвостом, елейным голоском заявил - Раз так, то с меня бесплатная экскурсия! Хитрит чёрт, тут точно какой-то подвох - вертелось у меня в голове, но любопытство взяло верх.



Тойфель пнул копытом старый трухлявый пень, из-под корней которого с недовольным шуршанием полезли иссиня-чёрные жуки с длиннющими усами, и повёл меня к заросшему кустами оврагу, где по дну с журчанием протекал узенький ручеёк. На склоне оврага чернела дыра, откуда слегка тянуло дымом. Мне было предложено раздеться догола и оставить шмотки на ветвях высоченной ели под присмотром нетрезвого старого филина. Дерево зашуршало ветвями, пряча одежду от посторонних взглядов, и мы шагнули в дыру. В полутьме я нащупал босыми ногами корявые узенькие ступеньки и, пригнувшись, начал медленно спускаться спиной вперёд. Голую задницу то и дело обжигали языки пламени, из подземелья доносился неясный гул. Было несколько жутковато, но куда больше был соблазн отдаться неизвестности. Впрочем, это была всего лишь экскурсия. Ознакомительная, так сказать.



В самом низу оказалось сухо, слегка пыльно и на удивление не жарко - если только не подходить близко к котельным, раскиданным там и сям по унылой, сумрачной местности. В первой же из них на сковородке сидели шерстистые лесные ведьмы. Милочки, заметив меня, с визгом "Ой, а кто это у нас тут такой халёсенький?!", гурьбой соскочили со сковородки и потянулись ко мне своими лапами, а Тойфель, усмехнувшись, подмигнул одним глазом мне, другим - ведьмам, и немедленно куда-то испарился. Учуяв запах их пота, я как во сне потянулся навстречу ведьмам и их когти тут же впились мне под рёбра, вцепились в соски. Боль буквально пронзила молнией. Далее хулиганки с визгом тянули меня за яйца, умудрившись плеснуть на них кипящего масла, с хохотом совали в попу пальцы и заставляли лизать языком мясистые свои прелести, заросшие густой мокрой шерстью. А когда я был уже абсолютно счастлив, милые ведьмочки завалили меня попой вверх на какую-то скамью. Две из них тут же уселись мне на ноги и на загривок тяжёлыми, горячими попами - только что со сковородки!



Засвистели розги - попу и спину обожгло, как раскалённым железом. Это были прутья кустарника жох, произраставшего исключительно в преисподней и считавшегося там особым деликатесом. Действительно, куда там обычной берёзовой каше! Рубцы после него ещё несколько дней горели нестерпимым огнём. Добрые ведьмочки постарались - досталось и попе, и спине, и бокам, и даже соскам. Пришедшая с перекура бригада чертей с гыгыканьем дождалась окончания экзекуции и снова загнала ведьм на сковородку, перед этим хорошенько подкинув в топку уголька. Иссечённое тело пылало, на губах и языке всё ещё оставался вкус самого волшебного в мире лакомства. Я смотрел, как милые мои мучительницы корчились на сковородке, пытаясь хоть на секундочку оторвать от раскалённого чугуна то одну, то другую ягодицу - и дикое возбуждение странным образом перемешивалось во мне с острейшей, пронзительной жалостью. Кто хоть раз побывал в когтях у лесных ведьм, тот влюбляется в них навсегда.

Но тут вернулся мой провожатый и буквально за руку утащил меня в другую, соседнюю котельную. Там на сковороде сидела компания голеньких развесёлых тётенек в белых накрахмаленных чепчиках - как и подобает приличным, солидным дамам. Все такие пухлые, такие рыхлые - ну совсем, как мягкие сдобные булочки, только очень большие. Тётеньки откровенно веселились, фыркали, взвизгивали, хохотали и, забавляясь, бесстыже болтали сисями, свисавшими аж до пупа. Уфф, хороши сисяры! - облизываясь, добродушно прохрюкал Тойфель. Увидев меня, милые тётушки приподняли руками необъятные свои прелести и на старинном диалекте пропели что-то такое:

Будешь в наших временах
Заходи в харчевню
Ту, что "Сиськи до пупа"
За углом налево!



Тётушки действительно оказались хозяйками харчевни с таким вот трогательным названием, бывшей триста, что ли, лет тому назад в одном маленьком, ныне заброшенном городке.
Вокруг сковородки валялись пузатые бутылки тёмного стекла и вскоре тётки с раскрасневшимися рожицами о чём-то затеяли спор с чертями, крайне неприлично ругаясь и размахивая руками. Черти же, усмехаясь, поддали жару под сковородкой, зашипело масло, с треском полетели жгучие брызги, бледные бабьи тела прямо на глазах начали розоветь, тётеньки запыхтели, засучили ногами - им явно было уже не до спора. Ой, ой, попоньку-то как припекает! - то и дело раздавались истошные вопли, но голоса почему-то казались подозрительно довольными.

Покинув весёлых корчмарок, мы направились к следующей котельной. К ней вела узкая тропинка среди сухой травы и каких-то колючек. В воздухе послышалось жужжание - это был здоровенный шершень с докрасна раскалённым стальным жалом. Пригнись! - нарочито испуганно взвизгнул Тойфель. Делать нечего - пришлось подставить чудовищу голую задницу. Шершень, делая заход за заходом, жалил и жалил беззащитные ягодицы. Замирало дыхание, я хватал воздух раскрытым ртом, таращил глаза и в ужасе ждал очередной атаки, гадая, какой половинке достанется на этот раз. А когда всё неожиданно закончилось, так было и остался стоять попой кверху, надеясь дождаться продолжения. Что, понравилось? - усмехнулся Тойфель. И хоть попа натурально горела огнём, но мне действительно хотелось ещё...

А теперь - к проституткам! - скабрезно осклабился мой провожатый. И правда, над низенькой дверцей следующей котельной смеха ради висел кривенький закопчённый красный фонарик, похожий на бывшую ёлочную игрушку. Рядом со входом было некое подобие клумбы, заросшей пожелтевшими колючками, а в маленьком отверстии под потолком, заменявшем сразу и окно, и дымоход, в качестве занавески трепыхалась цветастая рваная тряпочка. Обитательницы котельной явно старались навести хоть какой-то уют. Девчонки во главе со старшей подругой, отличавшейся особо широкой задницей, хихикая и виновато улыбаясь, терпеливо сидели на шкворчащей сковородке. Местные черти отправились с Тойфелем на перекур - на этот случай у входа в котельную стояла низенькая скамеечка. Милым грешницам также объявили небольшой перерывчик.
- Ой, мужчинка! Стайкой спорхнув со сковородки, они тут же полезли обниматься и целоваться, с тоской и восторгом хвастаясь, как славно их в своё время секли все, кому не лень - от городского палача до последнего сторожа на базаре. Такая уж работа, что нельзя не пороть - с гордостью говорили проститутки. Совет да любовь! - заржали вернувшиеся с перекура черти, увидев как я, стоя на коленях, целую бедным проституткам ноги. Девушки тут же дружно вернулись на сковородку, не забыв по пути прихватить и закинуть в топку по полешку.



- Хорошие какие, за что же их так? А можно им чем-то помочь?
Да легко! - добродушно гыгыкнули черти. Как явишься окончательно - сразу дуй сюда, дорогу знаешь. Посидишь за них на сковородочке. Так припечёт - мало не покажется! Мы уж постараемся по такому случаю... Зато девки тебе спасибо скажут - их попкам меньше достанется. Гы-гы-гы!
А ведь это и будет счастье - мелькнуло в голове. Вот уж не думал, не гадал...

В очередной котельной на железную решётку жаровни уселись голопопые муж и жена. Оба на возрасте, важные такие, обрюзгшие. Сидят, нежно прижавшись друг к другу. У него солидная лысина, у неё косматые растрёпанные волосы, из одежды на нём короткая маечка, а на ней - широкий тряпочный лифчик на пуговках. Огонь жарит им ягодицы, лижет свисающие мошонку и срамные губы. Он ласково приобнимает её за плечи, она, смущённо улыбаясь, говорит - Вася, чой-та жарко стало, расстегни-ка мне верхнюю пуговку... Рядом стоят черт с чертовкой и крепко держат друг дружку за неприличные места. Поигрывая вилами и кочергой, они смотрят на грешников с умилением. Мол, муж да жена - одна сатана!



Мы вышли наружу и вскоре на пути у нас оказалась узкая расщелина. По разные её стороны на толстые, с перекладинкой колья была посажена пара голых любовников. Колья с наказанными грешниками чуть наклонены друг к другу. Его мошонка нещадно оттянута верёвкой с небольшой, но увесистой гирей, а её срамные губы проткнуты крючьями, к которым на верёвках подвешен утюг. Верёвки с гирей и утюгом свисают в пропасть и мерно раскачиваются, сплетаясь и расплетаясь. Любовники, выпучив глаза, тянут через пропасть руки, пытаясь коснуться друг друга. Взмокшие тела дрожат от напряжения и когда, наконец, кончики пальцев соприкасаются, лица их светятся от счастья. Ближе к ночи несчастные отвязывают свои верёвки, слезают с кольев и, обнявшись, спешат в ближайшие кусты. Специально для них через расщелину была перекинута доска, которой мы и воспользовались, дабы перейти на другую сторону и продолжить экскурсию.



На следующей котельной висел потемневший от времени старинный герб с остатками позолоты. Войдя, мы увидели сидевшую на краю жаровни самую настоящую королеву - сомлевшую, раскрасневшуюся от жары. Рядом с ней к камню были прислонены длинные железные щипцы. Собственно, она пребывала здесь исключительно по своей воле. Просто королеве очень захотелось на собственной шкуре познать всю прелесть некоторых пикантных положений когда-то принятого ей уголовного кодекса. Для этого добрая королева разделась догола и в одной короне прошествовала в преисподнюю, где её приняли с величайшим почётом. И когда черти, как им было велено, начали полосами сдирать с неё кожу, королева пришла в такой восторг, что пожелала досыта отведать различных вариаций этих чудесных страстей - да так и осталась в аду. Счастье её было безмерно и бесконечно.



Покинув королевскую котельную, мы продолжили путешествие и через некоторое время повстречали шумную процессию. Черти, важно надув щёки и задрав хвосты, с особой гордостью несли богато разукрашенный паланкин. Сопровождавшие шествие чертовки вовсю колошматили палками по старым кастрюлям и чайникам и подхлёстывали прутьями чертей-носильщиков. В паланкине восседала сама китайская императрица, знаменитая тем, что в своё время прямо на троне она задирала подол и велела сановникам с почтением облизывать "тычинки её лотоса".



Многогрешная императрица готовилась совершить омовение перед экзекуцией. Сойдя с паланкина, она сбросила роскошные, ярко-красные с золотом одеяния и голышом величаво погрузилась в пылающее огненное озеро. Ни одна жилка не дрогнула на светлейшем лике. Царственно-бледное тело постепенно приобретало цвет варёной креветки. А вот теперь можно её и высечь. Ух, хорошо проймёт! - обрадовались черти и заорали дурными голосами - Слава великой императрице! По бесстрастному её лицу скользнула лёгкая улыбка, императрица смотрела на бесов с грустью и нежностью.

Далее началась совсем уж пустынная местность и издалека потянуло чем-то особо поганым. Тойфель становился всё мрачнее, и наконец мы подошли к нелепому, уродливому строению, как бы вдавленному в каменистую почву. Спецкотельная - сплюнул в сердцах старый чёрт и мы, пригнувшись, вошли внутрь. Обслуживают в таких заведениях всяческих гитлеров, пол-потов и прочих чикатил. И такой жутью несёт от всей этой заразы, что заступающим на смену чертям сразу же выдают ящик виски - за вредность. Клиентам тут вякать особо не дают. Да и вообще они пребывают здесь не в человеческом виде, а вязкой аморфной субстанцией в котлах высокого давления с соответствующей температурой. Вот только фон от содержимого котлов больно уж мерзостный и ничего с этим не поделаешь. Черти тут подолгу не выдерживают, смена-другая - и на отдых, куда подальше от этого места, добрых грешниц где-нибудь жарить на сковородочке. Вроде бы работа в спецкотельной и не тяжёлая - режим выставил, проверил температуру-давление, вентили подкрутил - и дрыхни себе цельные сутки на топчанчике рядом с котлом. Да хрен тут уснёшь, рогатые только за голову хватаются - такое прёт, прямо сквозь чугунные стенки котлов, что хоть на стенку лезь. Алкоголь не спасает, остаётся разве что собственную задницу в сердцах раскалённой железякой прижечь - глядишь и отвлечёт, полегчает маленько...



Поспешив покинуть сиё мерзкое место, мы вдвоём шуранули куда глаза глядят, особо не разбирая дороги - лишь бы подальше. Вскоре закончилась пыльная пустыня с клочьями пересохшей травы, вдалеке показались скалы, уходящие в мутное марево где-то под сводом. Послышались возбуждённые женские голоса - А давайте, как прошлый раз! Ну не ленитесь, черти полосатые, вам что, трудно? Хватит дрыхнуть уже! Ответом им было громкое сопение и пыхтение, сопровождаемое невнятным сонным ворчанием. А когда мы подошли поближе, вдруг раздался невообразимый, многократно отражённый от скал звон. Перед нами оказалась пропасть - там, внизу, искрилась, щетинилась осколками чудовищная, только что расколотая вдребезги стеклянная гора. По тропинке, петлявшей между скал, орава бесенят вприпрыжку тащила двух сестёр, подхватив их под руки и под ноги. Ночные рубашки задрались до пупа, нежно светились заголённые тела. Окончательно проснувшись, чертенята на бегу щипали и щекотали прекрасных грешниц, те хихикали и возбуждённо повизгивали. Глаза их горели отчаянной, безумной страстью - битое стекло звало, манило неудержимо.

Оказавшись у края пропасти, бабоньки нетерпеливо поджали ноги и черти тут же подпихнули их так, что обе, сидючи, полетели вниз. Рубашки взвились до плеч, лёгкая материя облепила лица, полностью оголив всё остальное. Уиииииии! - весело, задорно визжали счастливицы. Как с горки, как на санках! И со всего маху - Аааааааах! В прелестные, нежные тела впились тысячи стеклянных сверкающих игл. Прорываясь между осколками, шипели и струились язычки синего пламени, идущего с самого дна преисподней. Глядя на отчаянно орущих девок, Тойфель нервно чесался и с восторгом причмокивал.
Тут я разглядел, что в скалах над пропастью было некое подобие смотровой площадки, где стоял невысокий человечек в старинном сюртуке, судя по всему явно не местный. Экие проказницы! - пробормотал он смущённо и выдал длинную, крайне замысловатую непристойную тираду. Прямо из воздуха появилась чернильница и человечек, обмакнув в неё перо, принялся что-то вдохновенно записывать на манжетах.



Но было пора, тропинка змеилась всё дальше и дальше, и мы неожиданно оказались возле того самого места, откуда началось моё путешествие. День заканчивался. Ну что же, пора и честь знать - Тойфель скорчил идиотскую улыбку и принялся чесать набухшие яйца. А то моя коза давно уж меня заждалась - протянул он елейным голоском и мечтательно зажмурился. Ну, ты потом заходи... А в чём подвох-то? - несколько разочарованно удивился я. Вечно вы, черти полосатые, всё какого-то подвоха ждёте - обиженно проворчал Тойфель. А нету! И не забудь шмотки с ёлки забрать, постучишься - отдаст. Я подошёл к лесенке, уходившей наверх, и сунул голову в дыру. Низко нависавший каменный свод заставил меня пригнуться, неловко оттопырив зад, чем и воспользовался рассерженный Тойфель. Он от души поддал копытом и я в тот же миг очутился наверху. Тут оказалось, что тёплую раннюю осень давно уже сменила глубокая зима, и я, ёжась и подпрыгивая, босиком побежал по снегу к знакомой ёлке. Дрожа от холода, постучал я костяшками пальцев по стволу. Сверху на весь лес разнеслось уханье и матюги проснувшегося с бодуна филина, ветви ели начали медленно раздвигаться...

Кстати, след от Тойфелева копыта остался на попе навсегда и теперь эта печать днём и ночью жжёт ягодицы, не давая забыть об ожидающей меня сковородке. Говорят, это добрый знак. Впрочем, не стоит завидовать - и вашим попам тоже когда-нибудь доведётся отведать кипящего маслица.



Примечания

Про деда в жёлтых ботинках и чёрта Тойфеля:
Дед, как мне показалось, был подозрительно похож на одного нездешнего персонажа. Вот только как он в наших лесах оказался - шут его знает. А чёрт, судя по имени, так и вовсе какой-то немецкий. Какой шайтан его сюда занёс, за каким рожном? Да кто ж его, чёрта лысого, ведает...

Про лесных ведьм:
Лесные ведьмы - это такие коренастые, мясистые бабы - шерстистые, с клыками, когтями и длинными синими языками. Говорят, что их прабабкой была какая-то древняя богиня, согрешившая с лесной нечистью. Заблудившихся в лесу людей эти красотки завлекают особо едким и резким запахом бабьего пота. И кто хоть раз учуял их колдовской дух - всё, пиши пропало. Впрочем, бабоньки они добрые и по-своему ласковые. Кстати, в ад за свои проделки милочки попадают не навсегда. Лет двести-триста посидят на сковородочке, а потом снова возвращаются в родные леса и продолжают там куролесить - до следующего раза.

Про невинных проституток:
"Публичных женщин часто секли розгами и плетью. Порка их не смущала - это было лучше, чем сидеть в тюрьме. А попа всё стерпит, ей только на пользу."
Джеймс Бертрам. История розги (цитата слегка адаптирована)
Примечание автора: С древнейших времён людей секли по голым задницам. Как известно, на то и попа, чтобы её пороть. Но публичных девок мне всё равно очень жаль...

Про настоящую австрийскую королеву:
Уголовный кодекс "Терезиана", принятый в Австрии в 1768 году императрицей Марией-Терезой, среди прочего предусматривал и частичное сдирание кожи. Вот, например: "Вырезать ремень сбоку на груди и слева на спине, а затем справа на спине".
Примечание автора: Кстати, умную и обаятельную, всеми обожаемую королеву помнят и по сей день. А узаконенные пытки, бывшие рудиментом прошлых веков, она сама вскорости упразднила.
Хотя содрать с ягодиц пару полосок кожи и сейчас было бы крайне соблазнительно.



Про бесстыжую китайскую императрицу:
Китайская императрица У Ху династии Тан ввела в придворный этикет обычай "облизывание тычинок лотоса", который символизировал пришествие эры женского превосходства. У Ху требовала, чтобы все правительственные чиновники и посещавшие её сановные особы выказывали своё особое уважение к Её Императорскому Величеству посредством куннилингуса. Так, старинные картины изображают императрицу поддерживающей своё платье, а сановник, стоя перед нею на коленях, целует её гениталии.
Примечание автора: И правильно делала! Надо бы только этот обычай на всех баб распространить, дабы каждой их тычинке почтение выказывать. Зря, что ли, лотос цветёт и пахнет?

Про затейливо наказанных сестёр:
Ох, не зря говорят, что Пушкин наше всё. Он ведь явно что-то знал. И очень похоже, что некоторые вещи писал с натуры - специально такое хрен выдумаешь. Вот, например, отрывок из "Подражания Данту":

"До свода адского касалася вершиной
Гора стеклянная, как Арарат остра -
И разлегалася над темною равниной.

И бесы, раскалив как жар чугун ядра,
Пустили вниз его смердящими когтями;
Ядро запрыгало - и гладкая гора,

Звеня, растрескалась колючими звездами.
Тогда других чертей нетерпеливый рой
За жертвой кинулся с ужасными словами.

Схватили под руки жену с ее сестрой,
И заголили их, и вниз пихнули с криком -
И обе, сидючи, пустились вниз стрелой...

Порыв отчаянья я внял в их вопле диком;
Стекло их резало, впивалось в тело им -
А бесы прыгали в веселии великом.

Я издали глядел - смущением томим."