"Шпиён" и его судьба

[Ж.Г.]

Один из ранних рассказов. Был написан на конкурс по картине Ф.Решетникова "Достали языка". Я перенесла события с окраины Москвы 1943 года в деревню в тылу в 1942 году, куда эвакуировали городского мальчика вместе с мамой. Единственный (по крайней мере, пока) мой рассказ на историческую тему. Очень боялась наделать ляпов в быте, поэтому достаточно много консультировалась со знакомыми людьми старшего поколения, чьё детство пришлось на военные или послевоенные годы. Рассказ достаточно большой, из-за этого буду выкладывать его по частям.


Часть первая. "Васильна"

"Васильна"

Её я заметил сразу же, как только вышел из калитки - на пустынной летней деревенской улочке больше никого не было видно. Почему я пошёл следом за ней? Ну надо же было мне куда-то идти, а направлений у улочки было только два - я и пошёл в ту сторону, куда шла она. Я шёл не спеша, но она шла ещё медленнее и как-то неохотно, поэтому я постепенно догонял её и смог достаточно хорошо рассмотреть: девочка была высокой, и поэтому мне сначала показалось, что она достаточно намного старше меня, на ней было заметно вылинявшее и обтрёпанное лёгкое голубое в белый горошек платье почти достигавшее её коленей, а две косички её рыжих волос были заплетены в "баранки" - видимо, из-за этих "баранок" она тогда почему-то и показалась мне знакомой, но я понимал, что не мог видеть её раньше, поэтому и подумал о том, что так заплетают косички многие девчонки. В руке девочка несла несколько длинных прутьев - как мне показалось, ивовых, и я подумал о том, что если здесь есть ивовые прутья, то должна быть и какая-нибудь река или озеро, потому что я твёрдо знал о том, что ивы обычно растут возле воды. "Хорошо бы сейчас искупаться!" - подумал я и собрался уже было догнать её и спросить о том, где находится река, возле которой она наломала этих прутьев, но не успел: девочка неожиданно свернула к калитке, мимо которой проходила, и постучала в неё. Открыли ей достаточно быстро, после чего она зашла и закрыла за собой калитку. Вероятно, что я прошёл бы мимо в поисках того, кто объяснил бы мне, где речка, но я уже дошёл до этой калитки и услышал из за неё разговор.

- Чаво тебе, Васильна? - спросил какой-то старик.

К моему удивлению ему ответил голос, явно не похожий на голос той, кого по моему разумению он мог называть по отчеству.

- Вот, Фомич... Мама сказала - сорок... - голос был явно девчоночий, хоть и прозвучал очень печально.

В тот момент я ещё не задумывался о том, о чём они могут говорить, но меня изумило, что старик назвал девчонку именно так. Изумило настолько, что я свернул к редкому забору и прильнул к одной из широких щелей в нём: мне всего лишь захотелось убедиться в том, что я не ослышался - может быть, он разговаривал всё-таки не с ней? Или, может быть, назвал её не Васильной, а Василисой, например? В том, что неизвестный мне старик действительно разговаривал с той девчонкой, что шла передо мной, я убедился сразу: она стояла, опустив голову и протягивая ему принесённые прутья. Оставалась только надежда на то, что девчонку действительно звали Василисой.

- Так вот оно - что... Решилась, значится, всё-таки твоя мамка? Оно и верно: не могёшь сама, попроси меня - по-суседски подмогу, чем могу, конечно, - с этими словами Фомич взял из её рук прутья, а девчонка, по-прежнему глядя себе под ноги, в ответ только шмыгнула носом.

- Пойдём тады, Васильна, на задний двор до скамейки, а прутья ты хорошие принесла, подходящие, - Фомич, сказав это, поплёлся в глубь двора, а девчонка крайне неохотно двинулась за ним.

"Всё-таки - "Васильна"! Почему он её так называет?!" - промелькнуло в моей голове, но через мгновенье я и думать об этом забыл, потому что услышал от обернувшегося к ней Фомича:

- Ты, Васильна, это... на мамку не серчай - права она: ежели тебе хороших лозанов по филейным частям не надавать, то ты ведь навовсе от рук отобьёшься...

- Я на маму не серчаю - трудно ей одной, без отца, со мной... - мрачно ответила Васильна, идя за Фомичом.

- Дык, значится, от батьки горячих получала? - поинтересовался на ходу Фомич.

- Случалось... но только ремнём... - тем же тоном ответила девчонка. Они уходили всё дальше, и я уже не мог разобрать слов.

"Что это было?! Неужели этот Фомич эту Васильну пороть этими прутьями собирается?!" - в моей голове сразу же пронеслось всё, что я знал о порке, а знал я о ней не так уж много - самого меня отец несколько раз грозился выпороть, но так ни разу этого и не сделал, зато от друзей, ещё начиная с детсадовского возраста, я слышал самые разные рассказы, которые часто противоречили друг другу: одни говорили, что это нестерпимо больно, а другие пренебрежительно называли мелочами жизни.

"Чёрт! Они ушли уже в другой конец двора! За дом!" - мной овладело совершенно непреодолимое желание увидеть, как же на самом деле это происходит, и я, "отклеившись" от забора, огляделся: за угол вела узкая тропка между заборами, которая могла привести меня к новому удобному наблюдательному пункту, и я не раздумывая отправился туда. Место действительно оказалось удобным, несмотря на то, что заборчик здесь был совсем низким - настолько, что мне пришлось опуститься на четвереньки, чтобы они не могли меня заметить.

- И на меня, Васильна, не серчай - высеку, как след - так, что долго бушь помнить, при всём моёйном к тебе уважении, - продолжал говорить тем же спокойным тоном Фомич.

- Фомич, я не серчаю! И в поблажках не нуждаюсь - секи так же, как внуков своих сечёшь! - Васильна гордо вскинула голову, и я, увидев наконец её лицо, понял, что где-то всё-таки её видел, как это ни могло показаться невероятно - мы с мамой только вчера вечером приехали в эту деревню в эвакуацию.

- Лягай тады на скамейку да зад заголяй, а я опосля привяжу - сорок лозанов даже ты не вылежишь - крутиться зачнёшь, а по другим местам - не дело, - в руках Фомича я увидел кусок толстой верёвки.

Слово "даже", как ещё одно напоминание об уважении от старика, видимо, придали девчонке ещё больше гордости, и она достаточно уверенно двинулась к скамейке, но вдруг остановилась:

- Фомич, там за забором кто-то есть! - она указала пальцем в мою сторону, и я затих за забором.

- Да хто там могёт быть? Ежели только кто-нить из твоей же "армии"? Твои-то знають, зачем ты ко мне пошла?

- Знают... - коротко ответила Васильна.

- Ну считай тады, что это они тебя с тылу прикрывають, - Фомич, как мне показалось, чуть заметно усмехнулся, девчонка наконец-то подошла к вкопанной в землю скамейке, я весь превратился в зрение и слух, и в этот момент кто-то нацепил мне на голову, как мне тогда показалось, кастрюлю, схватил за руки и куда-то потащил. Я заорал от неожиданности, но сделать ничего не мог.

[Ж.Г.]

Часть вторая: "Плен"

"Плен"

- Тихо, дурак! Будешь орать - заткну твою пасть вот этим! - услышал я мальчишеский голос и увидел прямо перед своим носом (вниз из-под надетой на голову кастрюли я видеть мог) какую-то тряпку. Настолько грязную, что меня чуть не стошнило от одной только мысли, что она окажется у меня во рту, и я предпочёл умолкнуть. Державшие меня за руки, подняли меня на ноги и куда-то повели, хоть я и пытался упираться.

- Товарищ комиссар, разрешите доложить! Задержали шпиёна - возле дома Фомича прятался! - радостно отрапортовал наконец один из тех, кто тащил спотыкавшегося меня за руки за собой.

- Я - не шпион! Я - наш, советский! - от возмущения я даже забыл об угрозе кляпа в виде грязной тряпки.

- Тебя пока никто ни об чём не спрошал! Витёк, ежели он ещё раз пасть не по делу раскроет - заткни кляпом! - услышал (видеть я мог только множество мальчишеских ног вокруг меня) я голос другого мальчишки и, вспомнив о тряпке, предпочёл замолчать.

- Там кто-нить из нашенских остался? Нет? Санька, Митяй, дуйте туда! Бегом!

- Есть, товарищ комиссар! - две пары ног исчезли.

- А с этим что делать?

- В новый штаб его - там допросим! Отсель надо уматывать, а то, неровён час, кто-нить увидит, всех тады разложат, как Васильну! - и меня снова куда-то повели. Я уже не пытался сопротивляться, поняв, что пацаны играют в войнушку - мы в городе, где я жил раньше, тоже так играли, хотя кастрюль на головы "пленным" не надевали. Удивило меня только то, что "комиссар" почему-то тоже назвал ту девчонку Васильной, и ещё - его слова о том, что если кто-то увидит, то их всех "разложат", как её. За что? Неужели за игру в войнушку? О своей участи я не беспокоился - после окончания "битвы" у нас всегда бывал "обмен пленными". Наконец мы пришли - я понял это, потому что меня, видевшего только то, что творилось у меня под ногами, привязали к какому-то столбу, обхватив его моими руками и связав их куском верёвки. Мы в городе, где я жил раньше, так не поступали, и мне это совсем не понравилось.

- Итак, ты из какой деревни? - услышал я голос "комиссара".

- Из этой, - пробормотал я.

В ответ раздался многоголосый хохот, а "комиссар", когда все отсмеялись, мрачно произнёс:

- Ври, шпиён, ври, но не завирайся! Мы в нашей деревне не только всех пацанов, но даже всех собак и кошек знаем!

- Мы с мамой только вчера приехали! Эвакуированные - мы! - пояснил я, поняв и то, что смеялись над моим первым ответом они в общем-то справедливо, и то, что они приняли меня за "чужака" (в городе тоже случалась вражда между мальчишками из разных районов), и надеясь, что сейчас-то всё прояснится. В ответ вновь послышался смех, но уже не такой единогласный, после которого я услышал голос, которого ещё не слышал:

- А вдруг и правда из новых эвакуированных?

- Вдруг, вдруг... Разберёмся сейчас! - оборвал его "комиссар" и спросил уже у меня:

- Фашистскую каску зачем одел, гад?!

- Да не надевал я никакую каску! - удивился я и сразу же понял, что у меня на голове не кастрюля. От отвращения я дёрнул головой, пытаясь сбросить её, но мне это не удалось. - Это кто-то из ваших мне её на голову напялил, когда они меня схватили!

- Ну, хорошо! С каской - ладно! А вот сабля тебе зачем?

- Какая ещё сабля? - не понял я, не сразу вспомнив как вооружился, выходя из дома.

- Та, что на тебе, дурилка картонная!

- Это не сабля, а гладиус! - до меня дошло наконец, о чём разговор.

Вновь раздался дружный хохот, и несколько голосов сразу спросили:

- Какой ишо гладиолус? Ты думаешь, что мы здесь такие дураки, что не могём саблю от цветка отличить?

- Не гладиолус, а гладиус - короткий римский меч, - пояснил я, подумав о том, какие же они невежды.

- Римский? Рим же в Италии? А итальяшки заодно с немцами супротив нас воюют! - услышал я чей-то голос и понял, что немного погорячился - не такие уж они и невежды. Я тяжело вздохнул:

- Вы про Спартака когда-нибудь слышали? Не про футбольную команду, а про того, что гладиатором был, а потом восстание против Рима поднял!

- Ну, не знаю, как другие, а я в школе точно проходил. И что? - раздался уже знакомый мне голос - тот, который немного раньше произнёс "А вдруг и правда..."

- А почему их гладиаторами называли? Не из-за цветов же? Потому, что в Риме короткий меч назывался гладиусом.

Пауза оказалась достаточно долгой, после которой "комиссар" спросил:

- Ну, хрен с нём, нехай будет "гладиус"! Только зачем ты с этим гладиусом возле дома Фомича прятался? Надеялся, что Фомич за новой розгой отойдёт, а ты в это время на привязанную к скамейке Васильну покушение устроишь?

Да, "комиссар", кажется, уже действительно плохо различал, где игра, а где - нет, и всерьёз считал, что я могу убить кого-то тупым деревянным мечом. Что я мог ответить?Вместо ответа у меня вырвался вопрос:

- Почему вы все её Васильной называете? Даже тот дедушка, которого вы зовёте Фомичом.

- Вопросы здесь задаю я! И я повторяю: зачем ты прятался возле дома Фомича, когда туда пошла Васильна?! - слова "комиссара" прозвучали очень зло.

Я понял, что отвечать придётся. Но что? То, что я хотел посмотреть, как на самом деле происходит порка? Засмеют и продолжат издеваться - в отличии от меня, для них, судя по сказанному ещё там, на улице, "всех разложат, как Васильну", в этом не было ничего необычного. Мозг заработал лихорадочно быстро.

- Я... я пописать захотел... Не среди улицы же?

В ответ вновь раздался хохот, и кто-то - видимо, из тех, кто схватил меня - спросил:

- Ты всегда ссышь на четвереньках? А ногу на забор задираешь, как кобель? - вновь раздался взрыв хохота. Не будь я привязанным к столбу "пленным" с фашистской каской на голове, я бы тоже наверняка рассмеялся, представив себе такую картину, но сейчас мне было не до смеха.

- Молчишь?! Нечего ответить?! - голос "комиссара" прозвучал ещё злее, чем прежде. - Расстрелять шпиёна!

Мне стало страшно - а вдруг у них и правда настоящее оружие есть? Хотя, если камнями, например, "расстреливать" решат - тоже может всё очень плохо кончиться.

- Товарищ комиссар, я, как начальник штаба отряда, настаиваю на том, чтобы дождаться Васильну, а только потом, всем вместе, решать участь задержанного, - негромко возразил ему тот, кто с самого начала сомневался в том, что я - шпион, и знал о том, кем был Спартак, и я подумал, что хоть в этом мне повезло.

- Да она сегодня могёт и не прийти - сам же знаешь, чем она сейчас занята... - пробурчал "комиссар".

- Давайте всё же подождём! - вновь негромко, но твёрдо ответил ему "начштаба".

- Чёрт с вами - обождём немного, - буркнул "комиссар" и добавил погромче:

- Но приготовиться заранее не помешает. Васёк! Сбегай и принеси того, что надобно будет для расстрела!

[Ж.Г.]

Часть третья: "С возвращеньицем"

"С возвращеньицем"

- Почему опять я? Я же в прошлый раз ходил, - заныл было тот, кого назвали Васьком, но "Комиссар" сразу же оборвал его:

- Хочешь под трибунал за невыполнения приказа?! Тогда кто-то другой заместо тебя пойдёт, а расстреливать тебя будем!

Я успел подумать только о том, какой же он всё-таки злой, но сразу же услышал голос "начальника штаба":

- Васёк, возьми ветошь какую-нибудь, а опять ты, потому что ты самый молодой - не нам же с комиссаром на побегушках друг у дружки быть.

Я подумал о том, что таких, как "начштаба" мама называет "подушками" и считает бесценными людьми, способными сглаживать отношения других. Понравилось мне и сказанное им слово "ветошь" - я знал, что так в авиации, флоте, бронетанковых и других технических войсках называют самую обыкновенную тряпку. Набравшись храбрости, я наконец попросил:

- Если боитесь, что я сбегу, то не развязывайте меня, но хотя бы каску снимите, - предмет фашистской военной формы на голове мне доставлял неудобства даже больше, чем то, что я был привязан к какому-то столбу. Морального, конечно.

- Ещё чего! Незачем тебе видеть, где наш новый штаб! Вот расстреляем тебя, потом выведем в лесок, там и развяжем, и каску с твоей глупой башки сымем! - эти слова "комиссара" при других обстоятельствах, наверное, показались бы мне смешными (сначала расстреляем, а потом выведем в лесок), но не сейчас. Сейчас я почувствовал только облегчение: по крайней мере, я точно останусь жив после "расстрела".

- Может быть, ещё и не придётся его расстреливать, - негромко произнёс "начштаба".

- Да ну вас всех! Поймали шпиёна и сопельки ему вытирают! "Все вместе решим..." Я бы его давно уже расстрелял и он бы уже во всю улепётывал подальше от нашей деревни! - с этими словами он, как я понял по слуху, направился к выходу из их "штаба", но выйти не успел, потому что ворвался кто-то новый и завопил:

- Васильну Фомич ужо отжучил! Они с Санькой меня вперёд послали, а сами тоже скоро будут! - я понял, что это был один из мальчишек, которых послали к дому Фомича вместо тех, которые схватили меня.

- Спасибо, Митяй, - поблагодарил запыхавшегося "начальник штаба" и так же спокойно сказал "комиссару":

- Вот и ладненько. Сейчас все вместе всё и обмозгуем, - тот промолчал в ответ, а мне осталось только ждать прихода девчонки, со случайной встречи с которой началась моя сегодняшняя прогулка.

"Кого она поддержит? "Комиссара" или "начштаба"? После того, как узнает, что "шпиона" поймали за подсматриванием того, как её собирались пороть?" - подумал я и пришёл к неутешительному выводу, что вряд ли она проявит ко мне симпатию. Оставалась только одна радость: после их "расстрела", как я уже знал, не умирают. Сначала вернулся, как я догадался, Васёк - он коротко доложил, что принёс то, что ему велели. Что именно, я видеть из-под надвинутой на глаза каски не мог, и это только добавляло мне страхов.

Наконец я услышал и слегка охрипший девчачий голос коротко спросивший:

- И кто это?

"Комиссар" и "начштаба" объяснили ей.

- Вам больше делать нечего, как к моей жопе охрану приставлять? Неужели кто-нибудь, правда, думает, что меня могут прикончить деревянным мечом?

Оба в ответ промолчали, а она продолжила:

- Или причина в чём-то другом? Не бойтесь - все сорок получила таких, что не улежала бы, если бы не была привязана, - так что, табуретку мне сейчас лучше не предлагать!

- Мы не боимся... Я-то знаю, как мой дед сечёт... - тихо ответил за обоих "начштаба", и я догадался, что он - внук Фомича.

- Ох, горе! Что вы будете без меня делать, когда война закончится и я домой уеду? Не можете даже проверить, наш он из новых эвакуированных или из другой деревни забрёл? - из этих слов я догадался о том, что Васильна тоже из эвакуированных, и тут же услышал её вопрос:

- У кого вас расселили?

- Марья Лукинична - хозяйку дома зовут, - пролепетал я в ответ, а она распорядилась:

- Васёк, сбегай в деревню и узнай!

- Есть, товарищ командир отряда! - на этот раз Васёк не стал капризничать, а Васильна сказала:

- Вернётся, меня позовёте - я пошла на речку "пожар тушить", - и после паузы зло добавила:

- Трусы вместе с платьем на куст повешу, но если кто вздумает подглядывать, собственноручно расстреляю!

[Ж.Г.]

Часть четвёртая: "Ждать - не догонять"


"Ждать - не догонять"

- Трусы она на куст повесит... Чтобы все видели, что она выпоротую жопу остужает - наши, деревенские, девчонки, так трусов вообще не носят - только нижние юбки... - проворчал "комиссар", судя по всему, когда Васильна уже вышла.

- Коль, за что ты её так не любишь? - тихо спросил у него "начштаба", и я подумал о том, что в "штабе" мы, видимо остались втроём - до этого он его называл только по "должности".

- А за что я её должон любить? Припёрлась из своего города, выбрали её командиром отряда, а она и рада командовать! Подумаешь, Васильна нашлась. Кто только её так прозвать додумался? Ну никого же мы по отчеству никогда не называли! Даже взрослых: "дядя Миша", "тётя Маша"! Только стариков, да и то не всех! - услышав это, я даже забыл, в каком положении нахожусь, надеясь услышать тайну прозвища Васильны, но услышал всего лишь:

- Коля, если бы не она, то и не было бы у нас никакого отряда! Кто его организовал бы так, как она? У меня бы мозгов не хватило, хоть я и тоже наполовину городской - только на лето к деду приезжал... пока война не началась...

- Деревенские - дураки, значится?! - "комиссар" сказал это таким тоном, что я подумал о том, что он сейчас бросится на "начштаба" с кулаками, а кто из них крепче, я не знал, потому что видеть их не мог из-за каски.

- Я этого не говорил, - примирительно произнёс "начштаба" и добавил:- Только ни мне, ни тебе, ни кому-то ещё из нас, почему-то не пришло в голову послать кого-нибудь в деревню и узнать, есть ли у Лукиничны новые жильцы: эвакуированные пацан с матерью.

Возразить "комиссару" очевидно было нечем, поэтому он наконец-то заметил, что мой гладиус по-прежнему висит у меня через плечо:

- А обезоружить пленного и ей в голову не пришло! - я почувствовал, как он потянул гладиус вверх, но снять его не смог из-за того, что мои руки были связаны. - Чёрт! Дай твой ножик!

- На фига? Ты всерьёз думаешь, что он сможет тебя треснуть этой игрушкой со связанными за подпоркой руками? - "начштаба" произнёс это так быстро и иронично, что я даже не успел испугаться, что потеряю свою единственную, которую мать разрешила взять с собой, когда нас спешно эвакуировали из города, который решено было сдать фашистам, игрушку. "Комиссар" негромко выругался, но выставлять себя полным дураком всё же не стал и, судя по всему, вышел.

- Спасибо, - тихо сказал я, поняв, что мы остались вдвоём.

- За что? - не понял «начштаба».

- Этот гладиус отец мне сам сделал, когда я ещё дошколёнком был, - объяснил я.

- Воюет? - спросил он.

- Погиб... ещё осенью... - я почувствовал, что у меня в глазах появились слёзы.

- Извини, - буркнул "начштаба", но сразу добавил не без доли ехидства:

- Ты лучше помолчи, пока Васёк не вернулся с известиями о том, кто ты на самом деле, и мы не решили, что с тобой делать за то, что хотел пописать на четвереньках возле дома моего деда, когда туда Васильна пошла, чтобы с голым задом "на солнышке позагорать"!

Я послушался его совета, так и не узнав причины странного прозвища девчонки и её не менее странного авторитета. Впрочем, как я уже понял, авторитет этот по душе не всем. Время тянулось так долго, как никогда не тянулось для меня даже в школе во время уроков, но, в конце концов, я услышал голос запыхавшегося Васька:

- Всё узнал, товарищ начштаба отряда!

- Зови тогда комиссара и Васильну. Только, как увидишь её платье и трусы на кусте, близко не подходи, а крикни, что вернулся из разведки. А то ещё вздумает тебя расстрелять - после сорока розог она не особо добрая сейчас, - распорядился "начштаба", и я понял, что сейчас моя судьба будет решаться злым "комиссаром", не особо доброй после порки Васильной и "подушкой" - "начальником штаба". Утешала только мысль о том, что после их "расстрела" не умирают.

[Ж.Г.]

Часть пятая: "Немая сцена"


"Немая сцена"

- И что узнал? - каким-то утихомиренным голосом спросила Васильна, и я понял, что все в сборе.

- Верку видел (я сразу же вспомнил, что именно так звали девчонку лет пяти-шести - внучку Марьи Лукиничны), она сказала, что на сам деле к ним вчерась поселили пацана с матерью. Я спросил, как он выглядел - похож, - услышав это от Васька, я облегчённо выдохнул.

- Похожа свинья на ёжа, - злобно проворчал "комиссар", но Васильна произнесла тем же тоном, что и перед этим:

- А зачем Верке врать? Может, ты и её в сообщники к шпиону запишешь?

"Комиссар" ничего не ответил, но я прямо-таки чувствовал, как ему хочется меня "расстрелять".

- Ну, с этим вроде разобрались. Никакой ты не шпион, - когда Васильна произнесла это, я невольно подумал: "Если она сейчас , как сказал "начштаба", "не особо добрая", то какая же она бывает, когда особо добрая?" - с надеждой на то, что с меня сейчас снимут фашистскую каску и развяжут. Оказалось, что я всё же поспешил так подумать, потому что услышал её вопрос ко мне:

- Какого чёрта ты там, где ребята тебя задержали, тогда делал? Да ещё и на четвереньках! Честному человеку на своей территории прятаться не от кого!

Что я мог ответить? Врать про "пописать захотел" второй раз и вновь нарваться на всеобщий хохот? Сказать, что я заблудился в деревне, в которой раньше никогда не бывал? Но почему на четвереньках? Они ждали ответа, а я не знал, что говорить, и поэтому начал тянуть время, пытаясь одновременно рассказывать и думать.

- Ну, это... Вышел я из дома, увидел тебя с прутьями и решил догнать и спросить, где ты их наломала?

- И зачем они тебе понадобились? - поинтересовался "начштаба".

- Мне показалось, что они ивовые...

- Ивовые, ивовые, - согласилась со мной Васильна уже не таким умиротворённым тоном, как прежде, и я понял, что напрасно напомнил ей о прутьях, но объяснил:

- Ивы ведь возле воды растут? Я и хотел спросить, где здесь речка или озеро...

- В какой только книжке городской вычитал об том, что ива возле воды растёт... - зло буркнул "комиссар".

Вряд ли это было вопросом, но я всё же ответил:

- У нас возле города тоже речка есть, и там тоже ивы растут.

- Ты не отвлекайся. Лучше скажи, почему не спросил, если хотел спросить?

- Не успел - ты в калитку зашла! - пока всё шло, как говорил мой отец, "как по маслу", но следующий вопрос Васильны был гораздо сложнее:

- Ну, не успел, постучал бы в калитку и спросил у нас с Фомичом.

- Я постеснялся...

- Чего постеснялся-то?

- У вас там неприятный разговор начался... - пролепетал я, понимая, что сейчас она меня окончательно "прижмёт к стенке".

- Да разговор-то вполне нормальный был... Это потом мне очень... неприятно было... - Васильна, как мне показалось, проявила иронию, но сразу же продолжила:

- Если такой стеснительный, то зачем между дворов полез? - после чего спросила напрямик:

- На мою голую жопу посмотреть? Так и скажи прямо!

- Я же не знал, что ты - командир отряда! - с перепугу выпалил я.

- А если не командир отряда, то, значит, можно за девчонкой подсматривать? Ты там, у себя, небось, часто подсматривал?

- Нет! - я почти заорал, отвечая одновременно на оба вопроса.

- А здесь, значит, захотелось? Для того, может, и про речку хотел спросить, чтобы не купаться, а подсматривать?

Такое мне даже в голову не приходило, и я, чувствуя, что краснею, был вынужден признаться в том, что я никогда не подсматривал за девчонками, а полез между дворами только потому, что никогда не видел порку, и если бы Васильна была мальчишкой, то я всё равно полез бы.

- Я тоже, когда жила в городе, никогда не видела порку, - неожиданно согласилась со мной Васильна, и я вновь выдохнул с облегчением:

- Вот и захотелось посмотреть, как это бывает.

- Захотелось посмотреть, как незнакомая тебе даже пацанячья жопа розог получает? - голос Васильны прозвучал изумлённо. - Да так же, как ремня, только ещё больнее! Мне в городе тоже иногда очень хотелось посмотреть на одну жопу под ремнём, но мы с её обладательницей врагами были, а ты на незнакомую? Да представь свою собственную, да и всё!

- Не могу представить, - пролепетал я, чувствуя, что вновь краснею.

- Почему? - голос "начштаба" прозвучал так же изумлённо, как голос Васильны.

Я зажмурился, несмотря на то, что из-под каски всё равно ничего не видел, кроме того, что было у меня под ногами, и признался:

- Меня никогда не пороли.

Наступила такая тишина, что я услышал, как где-то в "штабе" жужжит, то ли муха, то ли ещё какое-то насекомое.

[Ж.Г.]

Часть шестая: "Боец Раритет"


"Боец Раритет"

Пауза казалась мне бесконечной. Я мысленно строил самые разные предположения её конца, но того, как она всё же закончилась, предположить не мог.

- Совсем никак? Даже ремешком? - судя по голосу, первым, как ни удивительно, пришёл в себя самый младший из присутствовавших - Васёк, которого посылали "на разведку" в деревню.

- Совсем! Отец несколько раз грозился за ремень взяться, но до дела так и не дошло! - зло ответил я, с отвращением вспомнив о том, как мне когда-то завидовали городские друзья - сейчас я завидовал им, считая, что ни за что не влип бы во всю эту историю, если бы отец хотя бы раз исполнил свою угрозу.

- И что мы с этим раритетом делать будем? - спросила наконец Васильна, несмотря на непривычно растерянный тон, произнеся слово "раритет" с подчёркнутым наслаждением, и я догадался, что она употребила его нарочно - в пику "комиссару". Тот сразу же попался:

- С кеееем?

- С такой большой редкостью даже для города, как ни разу не выпоротый мальчишка уже явно не дошкольного возраста, - в голосе "командира отряда" я услышал чуть заметную иронию, так и не поняв к кому она относилась: к "комиссару", ко мне, к самой себе или ко всем сразу.

- Да расстрелять его да и всё! - ничего другого от "комиссара" я и не ждал, но такой сдержанный вроде бы "начштаба" в ответ прыснул от смеха:

- За то, что его родители не пороли?

- Его вины в этом точно нет, - Васильна, как мне казалось, тоже едва сдержала смех. - Предлагаю два варианта ему на выбор: первый - отвести поближе к деревне и отпустить с миром, второй - принять в отряд рядовым бойцом со всеми мерами ответственности.

- Поддерживаю, - почти мгновенно отозвался "начштаба", "комиссар" что-то чуть слышно проворчал, но спорить не стал, понимая, что оказался в меньшинстве, и я понял, что принимать решение предстоит мне.

- А какие меры ответственности?

- Дашь клятву верности отряду, будешь участвовать в наших операциях, а за нарушение клятвы будешь отвечать по всем законам военного времени, - отчеканил "начштаба".

- Вы хоть скажите, как вы расстреливаете! - взмолился я.

- Не боись, - Васильна неожиданно перешла на деревенский говор, что было очень забавным после совсем недавнего "раритета", - похужей ремня буде, но зараз нихто из чужаков не помер - усе до своих деревень убёгли. Некоторые, заправда, с мокрыми штанишками. А своих мы ишо не расстреливали.

Что бы вы выбрали на моём месте оказавшегося в деревне городского мальчишки, бывшего совсем не прочь найти себе компанию? Думаю, что догадываетесь, что выбрал я - с меня сняли позорную фашистскую каску и развязали. Я даже успел разглядеть то, что был привязан к подпорке остатков крыши в каком-то полуразвалившемся старом сарае, прежде чем произнёс клятву, которая была одновременно похожа и на воинскую присягу Красной Армии, и на пионерскую клятву, после чего вместе с Васьком был послан нарвать "дички" (диких яблок) - задание, конечно, далеко не самое боевое, но я спорить не стал, догадываясь, что "комиссар" будет ждать любой возможности для того, чтобы меня "расстрелять". Остаток дня пролетел быстро, стало уже темнеть, и Васильна сказала мне, что проводит меня до самого дома Лукиничны: и для того, чтобы я запомнил дорогу в "штаб", и для того, чтобы местная детвора видела, что я теперь в её отряде.

[Ж.Г.]

Часть седьмая: Разговор с Лукиничной

Разговор с Лукиничной

К моему удивлению нарванную нами с Васьком в достаточно большом количестве "дичка" не была "уничтожена" ни нашими командирами самими, ни отдана "бойцам", - морщась от такой кислятины (мы с Васьком попробовали ещё, когда собирались), все съели всего по несколько штук, а остальная "добыча" была рассована по корзинкам, которые "бойцы" расходясь по домам взяли с собой. Задавать вопросы я не рискнул, помня о "комиссаре". Прихватила с собой небольшую корзинку и Васильна.

По дороге в деревню она показывала мне приметы, чтобы завтра я смог добраться до "штаба" сам. Мне очень хотелось спросить её и о том, почему её все называют по отчеству, и о том, зачем они понесли дикие яблоки в деревню, и о том, за что её сегодня выпорол Фомич, и о том, каково это - получить сорок розог: меня по-прежнему терзали сомнения между разными рассказами городских друзей, одни из которых говорили, что ремень это нестерпимо больно, а другие пренебрежительно называли мелочами жизни. Тем более, что она сегодня была выпорота не ремнём, а розгами! Но я знал слово "субординация" и не хотел быть "расстрелянным" за её нарушение. Я не знал о том, что означает это слово в понимании Васильны и её отряда, но помнил её слова: "похужей ремня буде, но зараз нихто из чужаков не помер - усе до своих деревень убёгли. Некоторые, заправда, с мокрыми штанишками" и оказаться "с мокрыми штанишками" желания не испытывал, догадываясь о том, чем именно они были намочены у тех чужаков.

Когда я вошёл в дом, матери ещё не было, несмотря на то, что она ушла в Правление ещё утром, и я хотел было прошмыгнуть в отведённую нам комнату, но меня остановила Марья Лукинична:

- Мамка твоя на работу устроилась - поздно будеть, потому что всё для фронта, всё для Победы. Садись, поешь - перед войной мы побогаче жили, конечно, но с голодухи пока не мрём тоже,- она показала на стол, на котором были чугунок с варёной картошкой и кувшин с молоком. Отказываться я не стал, спасибо сказать тоже не забыл.

- Я смотрю, ты к отряду Васильны уже прибился? - при этом вопросе я чуть не подавился мягкой картошкой, догадавшись, что Марья Лукинична видела в окно, кто довёл меня до дома, и боясь нарушить данную клятву.

- Да ладно-ть, могёшь не отвечать! Вся деревня знаеть об том, какие у неё "военные строгости"! - мне стало полегче, но я не понял, одобряет ли Марья Лукинична "военные строгости" или нет, и задал вопрос, который казался мне нейтральным:

- Марья Лукинична, а почему её все, даже Вы, хоть и намного старше, называют Васильной? Она же - совсем девчонка ещё!

- Дык из уважения и прозвали, - Марья Лукинична вздохнула и продолижа:

- Что у нас тута раньше было? Деревня деревней. Ну ежели токма кто из городьских детей на лето к дедушкам-бабушкам приезжал, но они сразу в подчинение к нашенским попадали. А какие у нашенских развлечения были? В речке купаться, с деревянными ружжами друг за дружкой бегать, да в других деревнях яблок абы ишо чего наворовать - в своей ведь все всех знають, и даже ежели убёгнешь, то тебя всё равно узнають! А они с её мамкой как ишо в прошлом августе приехали к нам, она зараз себя поставить как-то смогла, ахторитет завуевала и ентот самый отряд создала. То они из лесу "дички" натащут, то ягод, то рыбу наловят. А как научила наших обормотов луки и стрелы делать да стрелять из них, так, то зайца притащат, то ишо какую дичь! По осени даже лису притащили! А енто всё при нашей небогатой жизни, сам понимашь, немалая подмога! - поедая картошку и слушая неожиданно оказавшуюся словоохотливой (вчера она мне такой не показалась) хозяйку дома, я уже чуть было не спросил о том, за что же Васильну сегодня пороли розгами, если она, с точки зрения взрослых, такая хорошая и правильная, но услышав про луки и стрелы успел даже обидеться на Васильну за то, что она не только не научила меня делать их и стрелять, но и даже ничего не сказала об этом. Мои мысли неожиданно сбились в какую-то кучу-малу и крутились вокруг лука, стрел и рыжих косичек-"баранок". Это было связано с чем-то казавшимся мне очень давним - ещё довоенным. Казавшимся, потому что, если подумать, то война началась-то всего чуть больше года назад.

- Марья Лукинична, а как фамилия этой Васильны? - неожиданно даже для самого себя спросил я.

- Та почём я знаю? Я ж в Правлении не работаю - на что мне её хвамилия? Я даже и имени-то её не знаю: сразу как-то Васильной прозвали! А на что тебе ейная хвамилия?

- Да так просто... - о том, за что Васильну сегодня высек Фомич, я решил не спрашивать и просто слушал рассказ Марьи Лукиничны о том, как преобразилась жизнь местной детворы после того, как Васильна появилась в их деревне.

[Ж.Г.]

Часть восьмая: "Пионерская правда"


"Пионерская правда"

Мама, как и предупредила меня Марья Лукинична, пришла с работы поздно - я, уставший за день, уже лёг, но не мог заснуть, думая о том, стоит ли мне завтра идти в "штаб": я всерьёз обиделся на Васильну и остальных за то, что никто из них не дал мне ни малейшего намёка на то, что у них есть луки, с которыми они даже охотятся, а не просто стреляют по каким-нибудь мишеням. Луки и стрелы навеяли на меня воспоминания о прочитанной когда-то книжке о Робин Гуде, который тогда, до войны, был мне так же интересен, как и Спартак.

"Тоже мне сопливая командирша, посланная её мамой к Фомичу с прутьями! И "начальник штаба" её тоже сам признался, что Фомич, будучи его дедушкой, его тоже такими прутьями порол! А "комиссар" вообще злобный какой-то - всё бы ему "расстрелять" меня! Ой!!!" - я неожиданно подумал о том, не из луков ли они расстреливают, и желание быть в их отряде пропало совсем.

- Не спишь? - я даже не заметил, как в комнату вошла мама.

- Почти сплю, - ответил я - делиться с ней впечатлениями от первого дня в деревне мне не хотелось.

- Лукинична сказала, что ты уже с Зосей подружился?

- С кем? - не понял я.

- Местные её Васильной зовут, а на самом деле она - Зося, - я, как мне показалось, даже подскочил на кровати от неожиданности и подумал о том, откуда мама об этом знает. А ещё о том, что если в деревне все обо всём так быстро узнают, то она будет "пилить" меня каждый день, а мама, тем временем, продолжала:

- Мы с её мамой теперь вместе работаем.

"Только этого мне и не хватало!!" - промелькнуло у меня в голове, но то, что сказала мама после этого, привело меня в шок:

- Не узнал Зосю? Она подросла, конечно, за два года-то, но её портрет вырезанный из "Пионерской правды" у тебя в комнате висел!

- "Рыжая Зося"?! - я не поверил своим ушам, но сразу же вспомнил о рассказе о девочке, прочитавшей книгу о "Робин Гуде" и из-за этого начавшей заниматься стрельбой из лука, а тогда, в сороковом, несмотря ни на юный возраст, ни на небольшой по сравнению с соперницами, опыт, ставшей чемпионкой страны. Я тогда восхищался ею, вырезал фотографию из газеты и повесил на стенку, даже собирался тоже "пойти в Робин Гуды" - в секцию стрельбы из лука, но так и не собрался. Из-за чего услышал от отца о том, что я умею только строить планы, а исполнять их - нет! "Вот тебе пример настоящей целеустремлённости!" - эти слова отца меня тогда задели, и я снял портрет "Рыжей Зоси" (о том, что она рыжая было написано в газете - фотография была, конечно, чёрно-белой) со стены и чуть не выкинул, но всё же почему-то не выкинул, а запрятал подальше в ящик письменного стола, чтобы "пример целеустремлённости" не смотрел на меня.

- Она самая! - подтвердила мама и объяснила:

- Их с её мамой ещё в прошлом году, в августе, сюда эвакуировали.

- Этот "пример целеустремлённости" сегодня розгами высекли! - сердито брякнул я и испугался, не разгласил ли "военную тайну" и не приговорят ли меня за это к "расстрелу", но сразу же успокоил себя тем, что эта "военная тайна" наверняка известна всей деревне. Тогда я даже не удивился тому, что передумал уходить из отряда.

- Ну, всякое бывает... - мама поморщилась. - Это тебя отец всё щадил, а иногда и стоило бы хорошенько взгреть, - я увидел, что в глазах мамы появились слёзы - такое случалось часто после того, как пришла похоронка.

- Мам, не плачь... - я слез с кровати и обнял её, думая о том, что если бы случилось чудо и отец был жив и вернулся бы с войны, когда она кончится, то я не стал бы обижаться на него, если бы он меня действительно за что-нибудь выпорол - лишь бы он был жив.

[Ж.Г.]

Часть девятая: "Расстрел"

"Расстрел"



О том, что такое "расстрел" на самом деле, я узнал достаточно быстро - примерно через месяц после нашего с мамой приезда в деревню. К тому времени меня уже успели научить не только стрелять из лука, но и достаточно быстро изготавливать его. Васильна, правда, постоянно говорила о том, что то, что мы под её собственным руководствам делаем, с настоящими луками не сравнить ни по дальности, ни по точности стрельбы, но нам хватало и этого, чтобы время от времени радовать взрослых добычей. В тот день мы уже собирались поохотиться, но прибежал Васёк и доложил, что наши ребята задержали "шпиёна". При этом слове я невольно вздрогнул - оно очень уж напомнило мне мой первый день в этой деревне, но он давал честное октябрятское, что это - настоящий "шпиён". Все поспешили туда. Луки оставили в штабе, из-за чего я понял, что для "расстрела" они не нужны. "Шпиён" был уже привязан к дереву точно так, как привязывали к подпорке крыши "штаба" меня, и громко ругался.

- Старый знакомый... Из Лихомановки вроде? - "поприветствовала" его Васильна.

- Тебе какое дело, откедова я? - "шпиён" ответил так зло, что даже наш "комиссар" показался мне добряком по сравнению с ним.

- Да никакого! Не пойдём же в твою деревню жаловаться на тебя, что ты на нашу территорию в лес забрался! Сами как-нибудь разберёмся - без взрослых!

- Да плевал я на вашу территорию: где хочу, там и хожу! - в подтверждение своих слов "шпиён" действительно сплюнул.

- И что с ним делать будем? - Васильна обернулась к нам.

- Расстрелять гада! Раз мы его уже отпустили, так он вместо "спасибо за доброту" командиру и начштаба опять припёрся, да ещё и ругается и плюется сволочь! - вскипел "комиссар". От него я ничего другого и не ждал, но с "комиссаром" согласились и все остальные. Даже я - очень уж мне не понравился этот нахальный "шпиён".

- Крапивы нарвали уже? - спокойным тоном поинтересовалась у тех, кто "задержал шпиёна", Васильна. Те показали на какую-ту тряпку, из которой виднелась зелёная трава, с некоторыми свойствами которой я был знаком, несмотря на то, что меня никогда не пороли - случалось оказываться в её зарослях, из которых я, как и другие, выскакивал "как ошпаренный".

- Тогда приступим. Боец Раритет, напихай-ка ему сзади в штаны травки! Только не между штанами и трусами, если они на нём есть, а к голой жопе! - я уже знал о том, что многие деревенские трусов не носят. Не было их и на "шпиёне", злобно шипевшем и прижимавшемся к дереву, когда я, оттянув сзади его штаны, которые держались на помочах, осторожно совал туда крапиву.

- Сколько нас здесь? Шестеро? Каждый по три "выстрела" по "шпиону", и пусть он возвращается в свою деревню и расскажет своим, что бывает за нарушение границы! - скомандовала Васильна. Восемнадцать шлепков ладонями по штанам, набитым крапивой, заставили "шпиёна" орать во всё его горло, после чего он был отвязан, и зарёванный, с воплями, помчался подальше от нас, на ходу выбрасывая из штанов траву.

- А ежели он взрослым на нас пожалуется? - промямлил Митяй, непроизвольно потрогав свой собственный зад.

- Он - дурак, что ли? - усмехнулся в ответ "начштаба". - Представь себе, что ты своим деду с бабкой такое расскажешь! Они тебе поверят? Скорее, подумают, что ты в чужой сад залез, тебя крапивой отстегали, и добавят!

[Ж.Г.]

Часть десятая: Тетрадь


Тетрадь



Следующая страница случайно обнаруженной мной в кладовке очень старой, с сильно пожелтевшими страницами, тетрадки, была, видимо, когда-то залита водой, и написанное на ней прочитать было невозможно.

"Что за фигня такая? Всем уже давным-давно известно, что детей бить нельзя! Какую-то дурацкую траву, от которой больно, совать в штаны тоже нельзя! Кто этот бред написал? И что за развлечение такое дурацкое - с луком по лесу бегать? Если так хочется, то в Робин Гуда можно и на смартфоне поиграть!" - подумав так, я всё же перевернула смытую страницу, за ней ещё несколько таких же. До тех пор, пока не добралась до той, на которой можно было прочитать: "После возвращения из эвакуации часто вспоминал Васильну и даже написал ей письмо в эту деревню. Ответа не было очень долго, но в конце концов пришло письмо с множеством орфографических ошибок, в котором "комиссар" ответил мне, что Васильна тоже вернулась в город, из которого была эвакуирована, и её адреса он не знает."

"Вот дурак-то! Не мог в соцсетях поискать, если эмэйл не знает! Или даже просто в поисковик загнал бы имя и фамилию: Зося - имя не самое частое!" - подумала я, но всё же продолжила чтение:

"Встретились мы с ней случайно, через несколько лет, на студенческой универсиаде, где я выступал за команду лучников своего института, а она - за команду своего института, но я сразу же узнал её рыжие "баранки"..." - дальше текст вновь был размыт, я захлопнула тетрадь, забросила её обратно туда, где нашла, и вдруг подумала: "А в кого это я такая рыжая?!"

[Serge de K]

Один из ранних рассказов. Был написан на конкурс по картине Ф.Решетникова "Достали языка". Я перенесла события с окраины Москвы 1943 года в деревню в тылу в 1942 году, куда эвакуировали городского мальчика вместе с мамой. Единственный (по крайней мере, пока) мой рассказ на историческую тему. Очень боялась наделать ляпов в быте, поэтому достаточно много консультировалась со знакомыми людьми старшего поколения, чьё детство пришлось на военные или послевоенные годы

Ж.Г. спасибо , что напомнила этот свой рассказ и тот замечательный конкурс !!!
Было удивительно, что на том конкурсе мы писали свои рассказы по этой картине Ф.Решетникова, а не выбрали в качестве темы для рассказа другую картину Решетникова. Ну, например "Опять двойка" 

[Ж.Г.]

Ж.Г. спасибо , что напомнила этот свой рассказ и тот замечательный конкурс !!!
Было удивительно, что на том конкурсе мы писали свои рассказы по этой картине Ф.Решетникова, а не выбрали в качестве темы для рассказа другую картину Решетникова. Ну, например "Опять двойка"  <img src="https://whiteclub.at/Smileys/fugue/cool.png" alt="" title="Крутой" class="smiley">

Конкурс действительно был хорошим, а "Опять двойка", конечно, тоже замечательная картина, но она гораздо более тематичнее выглядит, а здесь ещё надо додуматься, кого и за что выпороть.

[Julia Steinwasen]

Рассказ интересный. Но последняя глава сбила с толку. Она или как-то не так написана или лишняя.
Остальное всё супер.

[Ж.Г.]

Рассказ интересный. Но последняя глава сбила с толку. Она или как-то не так написана или лишняя.
Остальное всё супер.

Последняя глава о том, что современная девочка нашла старую тетрадь, в которой всё это прочитала. Вполне возможно, что она - прапраправнучка "Васильны" и "Раритета". Возможно, что глава и лишняя, но мне хотелось таким образом показать, что "Васильна" и "Раритет" всё-таки нашли друг друга, когда уже были студентами и оба занимались стрельбой из лука.