Рассказ 16. Путана и Дед Мороз.

[Julia Steinwasen]

Путана и Дед Мороз.

Мухосранск, на рубеже веков. Отделение милиции номер...
- Михалыч, смотри, кого мы к тебе привезли! - сказал сержант ППС дежурному капитану, - Дед Мороз и Снегурочка!
- Какая же это Снегурочка?! - возмутился офицер, взяв ключи от камеры, - это же путана Анжелка! Кто её только не знает!
- Ну и пусть путана, зато не скучно будет в новогоднюю ночь, будет чем развлечься! - возразил молодой парень, который привёз задержанных.
- Ну путана, ещё понятно, с ней можно приятно провести время, - Михалыч открыл камеру, - а Дед Мороз на кой ляд мне?
- Не ворчи, просто он в жопу пьяный, а на улице мороз, - ответил сержант, - замёрзнет ещё ночью, а в обезьяннике, по-любому теплее.
Капитан не стал особо заморачиваться и посадил задержанных в одной камере. Закрыв дверь на ключ и пригрозив, чтобы они не шумели, офицер отправился в дежурку дальше смотреть концерт "Песня года".
Дед Мороз и путана остались вдвоём. Настроение у девушки было ни к чёрту. Она торопилась на вечеринку, на которой могла заработать кругленькую сумму, а вместо этого оказалась в обезьяннике. Естественно, что с деньгами, как и с праздничной атмосферой, шампанским и приятными (а может и не очень приятными, такие бывают всегда) мужчинами, она уже распрощалась, понимая, что отсюда её так быстро не выпустят. Анжела хорошо знала, что её ожидает здесь в эту новогоднюю ночь, что вместо клиентов, с которых она могла получить хорошие деньги, ей придётся обслуживать мусоров. Как минимум Михалыча и тех ППСников, которые задержали её.
Девушка совершенно забыла про Деда Мороза, который был в полулежащем состоянии. Он что-то тихо и бессвязно сказал.
- Осуждаешь?! - немного резко спросила Анжела, - не нравлюсь?! Ну да, путана! Шлюха, проститутка! Низшие слои общества! Грязь! С такими и в одной камере неприятно сидеть! Я права?!
В ответ тишина. Девушка тоже притихла. Опять навалились мысли. В камере было достаточно темно, глаза ещё не привыкли к темноте, Анжела не могла видеть реакции на её слова. Но его молчание стало раздражать девушку.
- Что ты вообще знаешь обо мне?! - раздраженная молчанием деда мороза выкрикнула девушка, - кто ты вообще такой, чтобы судить меня?! А хочешь, я расскажу тебе, как я стала путаной?! Не хочешь?! А я всё равно расскажу! Времени у нас с тобой вагон и маленькая тележка! Если, конечно, Михалыч или его коллеги не захотят со мной начать пораньше! Слушай!
***
Когда-то, бог мой, как же это было давно, совсем в другой жизни, у меня были и папа и мама. У родителей была квартира и машина. Мы жили, пусть не богато, но по достаточно хорошо.
Папа, впрочем, как и мама, хотели иметь дом с большим огородом. В конце концов они поменяли свою квартиру на дом. Собственно с этого всё и началось.
Я уже была достаточно большая девочка и была  против того, чтобы мы переехали в свой дом. Но, как обычно, к мнению детей, пусть и уже достаточно больших, прислушаются редко. Мы переехали. Зима выдалась снежная. Снега было столько, что было страшно, крыша не выдержит и завалится. Особенно весной, когда стало пригревать солнышко, когда пошли дожди и снег стал очень тяжёлым. Родители решили скинуть снег с крыши. Мама поднялась на крышу вместе с отцом. Но она, подскользнулась и сорвалась с крыши. Её не смогли откачать.
Овдовев, отец стал злоупотреблять алкоголем. А ещё у него появилось новое хобби, он стал играть. Дом папа продал, он не мог жить в доме, из-за которого погибла его жена. Мы стали подыскивать себе другое жильё, а пока ютились по друзьям и знакомым. Конечно, сначала нужно было найти жильё для себя, и лишь потом продавать дом. Но папа решил так, как решил.
Шёл 1993 год. Деньги, которые мы получили за дом, растаяли как снег весной. Друзья стали отказывать нам в приюте и ночлеге. Отец потерял работу. Мы ночевали, где придётся. Иной раз, пока было лето и тепло, на пустовавших в то время дачах или охраняя эти самые дачи.
Но нам, точнее папе, повезло. Он встретил женщину. У неё была дочь, она намного младше меня. Но самое важное, у этой женщины, был свой дом. Они, папа и Вера, так звали эту женщину, расписались. Мы стали жить в её доме. Мачеха неплохо относилась ко мне и была достаточно приятной женщиной. Казалось бы, жизнь налаживается.
Мне исполнилось 15. Но, как говорят, пришла беда, отворяй ворота. Вера забеременела и сказала об этом отцу. Это был приговор. Папа не мог иметь детей. Отец  был бесплодный. Он женился на маме, когда она уже была в положении. Вера не знала этого. Отец не смог простить ей измену, но и уйти никуда не мог. Они ругались каждый день, он пил и играл. Допился до того, что потерял работу.
В один из дней папа проигрался в чистую. Ему пришлось поставить на кон дом, в котором мы жили. Но он опять проиграл. Его выкинули из клуба. Отец был пьян, но сел за руль и совершил аварию. Его увезли в больницу. Он был в коме. Пока мы, мачеха, я и Женька, это дочь мачехи, были у отца в больнице, сожгли дом, в котором мы жили. Дом сгорел до тла. А вместе с ним сгорело всё что у нас было, вещи, документы, деньги. Мы остались, можно сказать,  голыми и на улице. Все наши вещи были на нас, а поскольку было тепло, то и одеты мы были по-летнему.
У Веры были живы родители. Они жили в этом же городе, в слободке. Это район, где царила в то время полная нищета. У её родителей был маленький дом, в котором было три комнаты. Но, кроме её родителей, в этом доме жили два брата Веры со своими семьями. Соответственно, нам были не рады. Да и, если честно Веру не любили совсем. Она была другая, не такая, как они. И Вера просто убежала из дома под проклятие родителей. А теперь вернулась. Ей поставили ей такие условия, на которые, я бы точно не согласилась.
У родителей Веры в доме была скамья, огромная такая, тяжёлая, дубовая скамья. Она стояла в зале у стены. А ещё была высокая ваза. Да, а в ней стояли самые настоящие розги. А условие было, что она, Вера, разденется до гола, принесёт отцу розгу и попросит её выпороть. Причём публично, в присутствии всех, кто проживал в доме. А потом каждую субботу в течение месяца. Они бы заставили и больше, но беременность. И мачеха согласилась. А куда ей деваться, она беременна, со мной и своей дочерью на руках. Вера сделала это. Я была шокирована. Не представляю, как она смогла раздеться в присутствии братьев, невесток и их детей. Да и я, а так же её дочь, Женька, тоже были в комнате. Раздевшись,  мачеха подошла к вазе, из которой торчали розги и со знанием дела выбрала одну из них. С розгой в руке Вера направилась к отцу. Она сделала всё, что он потребовал.
Я с трудом сдержалась сама и с ещё большим трудом смогла удержать Женьку. Отец влепил дочери сильную пощёчину. У неё на губах появилась кровь. Но сама Вера, ничего не сказав, лишь опустив взгляд, легла на скамью. Братья тут же привязали её верёвками к скамье. А отец, подойдя к ней и сказав пару ласковых слов, начал пороть. Это было очень жуткое зрелище, особенно для того, кого не только не пороли ни разу в жизни, но и ни разу в жизни не видел реальную порку. Женька, испугавшись за маму, заплакала. Мне пришлось прижать её к себе, чтобы она не видела всего происходящего. Не видела, как розга опускалась на ягодицы её мамы, не видела, какие следы оставались на попе. Как сжималась она от боли, как дёргалось её тело. Вера терпела как могла, стараясь не кричать. Она боялась за дочь, что своими криками ещё сильнее напугает девочку. Но терпеть молча долго мачеха не смогла. Её отец наносил слишком сильные. Я сама вздрагивала каждый раз, как розга опускалась на её ягодицы. Это было очень страшное и мерзкое зрелище. А когда Вера стала ещё и кричать от боли, мне стало совсем не по себе, я едва смогла выстоять до конца экзекуции. Если бы не Женька, наверно я бы кинулась с кулаками на Веркиного отца.
Когда порка закончилась, на попу Веры невозможно было смотреть без слёз. Она вся была покрыта едва ли не фиолетовыми полосами, кое-где были даже кровавые просечки. Мачеха с огромным трудом поднялась на ноги. По её щекам бежали слёзы. Она старалась, как могла, держаться ради дочери. Я отпустила Женьку, она с криком бросилась к маме. Наверно я никогда в жизни не забуду это.
Мачеху с дочкой поместили в чулане. Они обе ещё долго ревели, успокаивая друг друга. А мне выделили раскладушку, было очень странно, как она ещё до сих пор не развалилась. А ещё я очень сомневалась, выдержит ли она меня. Поставить её разрешили в коридоре, другого места для меня не нашлось.
Семья мачехи, родители, старший и младший братья. У братьев были свои семьи. У старшего был сын, ему было 11 лет, а у младшего дочь, но ещё совсем маленькая. Жили все очень бедно. Работали где придётся и когда придётся, постоянной работы не было ни у кого. Зато пили, безбожно пили. Да, за последнее время я должна была привыкнуть, отец пил очень сильно. Но родственники мачехи пили ещё больше. И мне было просто не по себе, мне было страшно. Слава богу, меня никто не трогал.
Прошла неделя. Наступила суббота. Честно сказать, натерпевшись за всю неделю, я совсем забыла, что отец обещал Вере субботнюю порку. И вот опять эта огромная лавка посреди комнаты. Опять эта ваза, наполненная розгами. Опять всё семейство в сборе. На этот раз первым на лавке племянник мачехи, сын её старшего брата. Его тоже порол Веркин отец. Порол сильно. Пацан орал как будто его режут. Женька, сильно испугавшись, прижалась ко мне. По её щекам уже текли слёзы.
Когда порка закончилась, на задницу мальчишки было так же страшно смотреть, как и на попу Веры в прошлую субботу. Едва он слез с лавки, Вера стала раздеваться. Причём, если мальчишка лишь оголил место, по которому пороли, то мачеха разделась полностью, до гола. Перед тем, как начать раздеваться, она перехватила взгляд своего отца. Он смотрел на меня и на Женьку. От его взгляда у меня по всему телу волосы встали дыбом, и я покрылась холодным потом.
- Даже не вздумай! - зло сказала мачеха, - ты можешь выдать их порцию мне, но трогать детей я не позволю!
От её слов у меня на глазах появились слёзы, Вера заступилась не только за свою дочь, но и за меня. А кто я ей, всего лишь падчерица. Но она была согласна получить больше розог, лишь бы спасти меня от порки. И, да, в этот раз мачеха получила не две дюжины, как в прошлый раз, а три. Я не стала спрашивать, за что была эта лишняя дюжина. Это за Женьку, за меня или за то, что она посмела поднять голос на отца.
Вот только после этой порки Вере стало плохо. Она ведь была беременна. Мне пришлось просить соседа, у него была машина, чтобы он отвёз Верку в больницу. Сосед, вроде бы согласился, но намекнул, что бензин нынче дорогой, а раз  у меня нет денег... Но вмешалась его жена. И пришлось ему отвезти меня, Женьку и Веру, без всякой платы в больницу. Женьку я взяла с собой, мне было страшно оставлять девочку там одну, хоть это и была её семья.
Мачеху оставили в больнице на сохранении, правда и там нам намекнули, что нужны деньги. Я стала искать работу, мне уже исполнилось 16.
Днём мы, я и Женька, ходили к Вере в больницу. Я по-прежнему боялась оставлять Женю дома, да и она тоже хотела к маме. А потом мы ходили по городу в поиске работы для меня.
Наступила следующая суббота. Опять скамья посреди комнаты, опять ваза с розгами и вся семья, в том числе и мы с Женькой. Я сильно испугалась, ведь Веры не было, что я и Женька, тоже окажемся на этой лавке. Но пронесло. Выпороли мальчика. И, на моё удивление, маму этого мальчика, жену старшего брата. Она, как и Вера, тоже для порки разделась до гола. Тогда я поняла, что деду, отцу мачехи просто охота поглазеть на молодых обнажённых женщин. Пороли не только жену старшего брата, на лавке оказывалась и супруга младшего брата Веры. И она полностью обнажалась для порки. Свёкор порол своих невесток от души, совершенно не жалея их. Розги на их попах оставляли такие же страшные следы, как и на Веркиной. А кричали они даже больше чем мачеха, хотя, вроде должны уже были привыкнуть к порке, ведь секли их если не каждую субботу, то через одну, это точно. Тогда я поняла, что к порке привыкнуть просто невозможно. А ещё я каждый раз боялась, что Женькин дед передумает, стукнет моча в голову, захочет посмотреть и на моё голое тело. И мы, я и Женька, тоже окажемся на этой скамье.
Вера по-прежнему лежала в больнице. Каждое утро я и Женька ходили к ней в больницу, а потом я искала работу. После обеда, вернувшись туда, где я... Я не могла назвать то место домом. Я не могла сказать, что я там жила. Наверно просто существовала. В общем, вернувшись туда, я выполняла всю грязную работу. Я была для них никто, кормить меня просто так они не хотели. Поэтому мне приходилось выполнять всю грязную работу по дому. За это я получала утром кусок хлеба и кружку чая. А на обед и на ужин то, что оставалось. Кроме того, по вечерам, когда была пьянка, а она была едва ли не каждый день, мне приходилось выполнять работу "принеси-подай". Сначала всё было более-менее спокойно. Но со временем братья мачехи стали распускать руки, особенно старался младший, Антон. Сперва это были робкие шлепки по попе, потом они стали куда сильнее. Дошло до того, что Антон откровенно хватал меня за грудь, которая уже тогда была больше, чем у его жены. Сначала он ограничивался тем, что трогал грудь через блузку. У меня не было лифчика, все вещи сгорели вместе с домом. А блузка была маловата, так что соски, да и сами груди, были хорошо видны через тонкую ткань. Этого ему показалось мало и он стал засовывать руку за блузку или просто расстёгивать верхние пуговицы на ней и груди сами вываливались на всеобщее обозрение. Мне было страшно, неловко и стыдно. Это было так унизительно, что братья делали со мной, но я ничего не могла поделать. А ночью, когда я лежала в постели, боялась, что они придут требовать от меня большего. Но, к моему облегчению, мужчины напивались до такой степени, что у них сил хватало лишь добраться до своей кровати.
Наконец мне повезло и я нашла работу, в троллейбусном депо мыть троллейбусы. Депо было далеко, примерно час идти пешком. Но это была работа, мне очень нужны были деньги. И я решила, что с первой зарплаты куплю себе велосипед, чтобы быстрее добираться до депо. Я понимала, что родственники матери могут, да наверняка, заберут у меня велик. Но я придумала, я буду прятать его недалеко от дома и возвращаться домой пешком.
Мне нужно было прийти днём, чтобы мне показали, что и как делать, объяснили объём работы. Я оставила Женьку дома, совершенно забыв, что была суббота. Когда я, счастливая, что наконец-то у меня есть работа, что будут деньги, подходила к дому, услышала детский крик. У меня ёкнуло в груди. Это Женька. Она кричала и плакала. Я бросилась в дом. В зале, как обычно, по субботам, все были в сборе, а посреди комнаты стояла лавка. На ней лежала с голой попой Женька, а дед сёк её розгами. От того, что я увидела, кровь застыла в жилах, ничего не соображая, некогда было размышлять, закричав:" Не сметь!", я кинулась к Женьке и закрыла её своим телом.
- Ты обещал! - заорала я на деда, - не трогай её!
- Смотрю, храбрая как её мать! - грозно сказал он, - ляжешь, как Верка, на лавку  вместо Женьки, так уж и быть, не буду её пороть! А если нет, если кишка тонка, то отойди и не мешай мне учить внучку уму-разуму!
- Я согласна! Только не трогай её! - закричала я, не соображая на что я подписываюсь. Женька, ради неё я согласилась на порку, а ведь она была мне никто. Но я успела не просто привязаться к девочке, но и полюбить её.
Женьку отвязали, когда я стала раздеваться. Хоть мне и никто не сказал, но я сама поняла, знала, что мне нужно снять с себя абсолютно всё. Раздевшись, я прижала к себе девочку, стараясь её хоть как-то успокоить. Она плакала, просила увести её отсюда. Но что я могла сказать, что сделать, если мне самой предстояло лечь на её место.
Оказавшись на скамье, когда меня привязали к ней, неожиданно для себя поняла ведь даже если бы я и отказалась лечь на лавку, стоило им просто захотеть, меня бы просто силой уложили сюда. Шансов против трёх здоровых мужиков у меня не было. Я посмотрела на Женьку. Она была сильно напугана и по-прежнему плакала. Я попыталась улыбнуться, но у меня это получилось очень плохо. И тут же розга обожгла мои ягодицы. Я догадывалась, видя как больно Вере, как больно её невесткам, что порка это очень болезненная процедура. Но что это настолько больно. Я хотела, как мачеха, ради Женьки, терпеть молча. Но это оказалось выше моих сил. Не знаю, как это удавалось мачехе, но я закричала уже с первого удара. Если бы я не была привязана к скамье, наверно просто бы убежала куда глаза глядят.
Когда меня отвязали, я плохо соображала от боли. Женька, только ради неё, я старалась держаться. Взяв её за руку, даже не одеваясь, как была в чём мать родила, добралась до кровати. У меня было одно желание, лечь на живот, зарыться с головой в подушку и разреветься. Но рядом была Женька. Я очень осторожно, скорчив лицо от боли, села на кровать и положила себе на колени голову девочки. Я гладила её и что-то говорила, пытаясь утешить, успокоить. Женька уснула, а я боялась пошевелиться, чтобы не разбудить её.
Утром, когда мы собрались идти к мачехе, я попросила Женьку ничего не рассказывать маме. А она в ответ усмехнулась и подвела меня к зеркалу, сказав, что мама сама всё увидит. А я покраснела как рак, увидев своё отражение в зеркале. Моя короткая юбочка не закрывала следы от розог на моих бёдрах. А мне предстояло так идти по городу. Это какой стыд и позор, для такой здоровой девушки, как я, демонстрировать всем, что меня, такую здоровую корову, до сих пор порят розгами. Другой одежды у меня не было, а просить у невесток я побоялась. Одно успокаивало, что в больнице надо обязательно надевать халат. Оставалось выбрать длинный халат. Идти по городу было стыдно. Мне казалось, что все смотрят на меня и показывают пальцем. Если бы не Женька, не знаю, смогла бы я дойти до больницы или нет.
Ещё сложнее было с работой. Как-то не хотелось, чтобы на работе знали, о том, что меня выпороли. Но что делать, если на мне была короткая, не закрывающая попу, юбочка. Плюс нужно было нагибаться, двигаться, подниматься по лестнице на крышу троллейбуса. Но мне повезло, выдали комбинезон и обувь. Я стала уходить в нём домой. Да, я выглядела в нём не очень, но без него ещё хуже.
Пороть меня стали регулярно. Было такое ощущение, что Веркин отец хотел нагнать упущенное время, когда меня не пороли. Я оказывалась на скамье два, а то и три раза в неделю. Следы от розог реально не успевали сходить с моей попы.
А в одну из суббот на лавке оказалась и Женька. Все знали, что я на работе и не смогу помешать деду выпороть свою внучку. Когда я пришла домой, Женька пыталась, храбрилась. Но я сразу всё поняла, а она разрыдалась, лёжа попой кверху на кровати и головой на моих коленях, как и тогда, когда её выпороли в первый раз. Да, я тогда помешала, но 6 ударов она всё-таки получила. А для девочки, которую ни разу не пороли, это было уже много. В тот вечер она получила наравне со своим кузеном, две дюжины.
В доме, где мы жили, была баня. Но прогорел котёл, а менять его или ремонтировать, не было ни денег, ни желания. Но мыться, особенно летом, там можно было. Надо было лишь нагреть воду и принести с собой. Мне приходилось мыться каждый день, я слишком много работала и сильно потела. Антон стал сопровождать меня в баню. Я должна была полностью раздеться. Да, он уже видел меня голой во время порки, но здесь, вроде бы, как интимное. Это было унизительно для меня, я мылась, а он стоял и пялился на меня. Когда я мыла между ног, то должна была их пошире раздвинуть, чтобы он мог всё как следует рассмотреть. Антон же и заставил, чтобы я там всё начисто сбрила. Поначалу он просто смотрел. Потом стал шлепать рукой по попе. Дальше в ход пошли банные веники. Но пара не было, а ветки были очищены от листьев. Это веники были как настоящие розги. Он хлестал меня ими по спине, по попе и, что самое страшное, по ногам. Мало того, что по бёдрам было очень больно, так ещё и следы, которые оставались, моя юбочка совсем не закрывала. Но и этого было мало. Антон стал лапать меня за груди, стал мять их своими лапами. Я очень боялась, что он в конце концов изнасилует меня. Я видела и чувствовала его возбуждение. Но слава богу, Антон всегда уходил к своей жене и занимался этим с ней. А я потом, лёжа в кровати, ещё долго приходила в себя. Привыкнуть к подобным унижениям было невозможно.
На свою первую зарплату, как я и хотела, купила велосипед. Да, были вещи и поважнее, чем велосипед. Но я уже просто падала с ног. Идти на работу было очень далеко. Работать, а потом ещё домой. Дома тоже работа, а ещё к мачехе в больницу. На велосипеде всё получалось намного быстрее.
На вторую зарплату я купила Женьке одежду и вещи к школе. А себе не успела, кто-то из родственников Веры украл у меня все деньги. И в школу мне пришлось идти в том, что у меня было. За лето, к своему ужасу, я сильно выросла. Блузка, которая и тогда, весной, была мне маловата, сейчас едва застёгивалась на мне. Из-за частых стирок она потеряла свой цвет и стала едва ли не прозрачной. А юбка, она так обтягивала попу, да ещё и заканчивалась даже раньше того места, где начинали расти ноги. Мне было очень стыдно идти в таком виде в школу. Да, я уже привыкла так ходить по городу, но меня никто не знал. А вот в школу... Да, это новая школа и, пока меня там ещё тоже никто не знал. Но это в первый день, а потом. А как быть после порки? Юбочка уже абсолютно не скрывала следы от порки. Благо, перед школой меня не пороли и следы успели сойти.
Утром, одев Женьку и одевшись сама, я подошла к зеркалу. Мне было страшно смотреть в него, страшно, что я там увижу. Увидев свое отражение, особенно сзади, немного подумав, я сняла трусы. Они были длиннее юбки и сильно выглядывали из под неё. Я решила, что пусть уж выглядывает голая попа, чем старые трусы. Всё-таки я девочка и мне хотелось выглядеть, насколько это возможно, получше. Про то, что грудь было видно так, как будто я вообще топлес, про это можно не говорить.
И вот я школе. Села на самую последнюю парту, чтобы меня ни кому не бросаться в глаза. Передо мной сидел огромного размера мальчик и из-за его широкой спины меня практически  не было видно. Но наша классная, Анна Ивановна, она едва только окончила институт, а ей уже дали классное руководство над 10м классом, решила, что новеньким, а кроме меня были ещё две девочки и мальчик, стоит подняться и представиться. Я едва не сгорела со стыда, когда поднялась с места и представилась. Но рано или поздно, но это должно было произойти. И, конечно все уставились на меня, а комментарии в мой адрес... Проститутка, это было самое мягкое, что я услышала в свой адрес.
Уроков в этот день не было. Только классный час, только знакомство и ознакомление с тем, что нас ожидает в 10м классе. Прозвенел звонок. Все поднялись и пошли по домам. По вполне понятны причинам я поднялась последняя. Но смогла дойти только до двери. В этот момент в кабинет вошли четверо парней. Скорее всего они ждали меня, а не дождавшись, вернулись в кабинет. Наша классная руководительница, была в своей комнате. В каждом кабинете была небольшая комнатушка, где учителя могли переодеться и отдохнуть между уроками. Она, уже переодевшись, вышла из комнаты как раз в тот момент, когда в кабинет вернулись мальчики. Они заставили училку сесть за учительский стол, сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. А меня потащили за собой в эту самую комнатушку. Для чего, это я поняла сразу. Я не стала сопротивляться. Да, я сама не маленькая, но их было четверо, огромных как шкаф. Понятно, что шансов у меня не было. Так и всё произошло. Анна Ивановна сидела за своим учительским столом, в то время как четверо её учеников насиловали её ученицу, то есть меня. Когда они ушли, училка вошла в комнату. Я сидела на диванчике, на котором всё и произошло, по щекам текли крокодильи слёзы. Она протянула мне стакан воды и таблетку. Я с удивлением посмотрела на неё, но классная руководительница приказала принять таблетку.
Взяв влажные салфетки, она подошла ко мне и. Мне так было стыдно за то, что произошло здесь, свидетельницей чего стала училка. Но то, что она стала делать. Мне было очень неловко, неудобно. Я хотела сделать всё сама, но получила по рукам.  Вытерев мне всё, Анна Ивановна сняла с себя трусы и заставила их надеть. Покопавшись в своей сумочке, она, выудив оттуда тампон, вставила его мне, сказав для чего он сейчас нужен. После этого училка протянула мне свой кардиган  и заставила надеть. Всё это она делала, можно сказать молча, отдавая односложные указания или объяснения. А я молча выполняла её указания. Но была очень благодарна ей за всё, что она сделала. Когда я надела кофту, Анна Ивановна вытерла мои слёзы и, достав из сумочки косметичку, немного привела в порядок моё лицо.
Мы спустились вниз и вышли из здания. Прощаясь, училка дала мне свой адрес и сказала, чтобы я обязательно пришла к ней к пяти вечера. Она ушла, не дожидаясь моего ответа. У заборчика, которым был огорожен школьный двор, меня ждала Женька. Мы договорились с ней, что домой пойдём вместе.
А дома, вместо обеда, нас ждала скамья, стоявшая на своём обычном месте и ваза с розгами. Нет, в тот день была не суббота. Просто это была порка в честь первого сентября. Я, Женька и её кузен, получили первосеньтябрьские розги по голой попе. После порки я забрала свою сводную сестру и мы ушли в город, хотя меня ждала работа по дому. Я вполне отдавала себе отчёт, что меня за это ждут розги. Но я просто не могла в этот день оставаться там. Слишком много было для меня. Сначала то, что произошло в школе, потом розги дома. А вечером мне идти на работу, которую никто не отменял.
Погуляв по городу, в назначенное время я вместе с Женькой, а куда её было девать, пришли к Анне Ивановне. Она сразу поняла, что что-то ещё произошло, но не стала ничего спрашивать, лишь попросив, чтобы я сняла кардиган. Всё-таки это верхняя одежда. Увидав следы от розги на моих ногах, училка бесцеремонно стащила сменя трусики. Так же немногословно, как и утром в школе, она приказала мне лечь на диван попой кверху. Достав из ящика с красным крестом мазь, Анна Ивановна очень аккуратно обработала мне исполосованную попу. Училка сразу поняла, что выпороли нас обеих, поэтому на мое место легла Женька.
После этих процедур нас ждал обед. Мы с Женькой уже и забыли, когда так хорошо и вкусно кушали. После обеда училка повела нас по магазинам, где накупила одежду и для меня и для Женьки. В тот момент, несмотря на то, что у нас болели попы, я и Женька, были едва ли не самыми счастливыми.
Домой, то есть, к Женькиным родственникам, мы больше не вернулись. Аня, она настояла, чтобы мы её так называли, нас не отпустила. Думаю, что нас там и не хватились. Наше отсутствие заметили, разве что по горе грязной посуды. На работу меня Аня тоже не пустила, ни в этот день, ни после. Мне пришлось уволиться.
На следующий день в школу, да я была уже одета с иголочки и, глянув в зеркало, просто не узнала себя, мне идти было страшно. То, что произошло накануне, как я выглядела и что со мной сделали, в общем, мне было очень стыдно и неловко. Но Анечка дала мне, если так можно сказать, хороший пендель, он хорошо помог мне. В школу пришли такие, спортивного вида мальчики, и очень доходчиво объяснили, сперва тем четверым шкафам, а потом и всем остальным, что меня трогать не стоит. А на Анну Ивановну даже криво смотреть нельзя, не говоря  уже про что-то другое.
И моя жизнь в школе стремительно наладилась, появились подружки, мальчики стали засматриваться на меня, уделять мне внимание.
***

- Спросишь, зачем я тебе это всё рассказала?! - спросила Анжела. От воспоминаний на глазах навернулись слёзы. Достав салфетку, девушка вытерла их и высморкалась и продолжила, - Анна Ивановна работала в эскортном агентстве моделью или как тогда называли, проституткой. Когда у меня всё зажило, она привела меня за руку в это агентство. Аня знала, что я соглашусь абсолютно на всё, что я не буду крутить носом. Ведь я побывала, если так можно сказать, на самом дне. И за то, чтобы выбраться оттуда, естественно, была согласна на всё.
- Да, мне было всего 16, - ей пришлось опять вытереть слёзы, - да, я была несовершеннолетней. Но за это платили большие деньги. С меня сдували пылинки, а клиенты были ко мне очень внимательны. И, скажу честно, мне очень понравилась моя новая работа. Умные, интересные люди, уже общаться с ними было одно удовольствие. Они все вели себя очень галантно по отношению ко мне. И да, секс мне тоже понравился. Этот секс не шёл ни в какое сравнение с моим первым опытом, когда меня изнасиловали.
- Я и Женька, мы по-прежнему жили у Анечки, - продолжила Анжела, - но пришло время, когда мачеха должна была рожать. Я понимала, что Веру с грудным ребёнком я не могу привести к Ане. Это было бы сверх наглости. Анна Ивановна отнеслась к этому с пониманием и поговорила с шефом, с нашим сутенёром. И мне дали квартиру, большую квартиру, где у каждого была своя комната, у меня, у Женьки и у Веры с младенцем. Да, она стоила денег, но я и зарабатывала к тому времени уже не мало.
- Спросишь, а как же Вера? Ведь она должна была спросить, откуда квартира, как за неё платить? - путана внимательно посмотрела на деда мороза, который подозрительно молчал. Но было слишком темно, чтобы что-то увидеть, - я всё рассказала ей. Она всё поняла и, как минимум, вслух не осуждала! Так мы и жили в этой квартире. Я окончила школу, поступила в мед. Но в агентстве я всё так же работаю. Мне нравится моя работа, нравится круг общения и моя зарплата.
- Эй, дед мороз?! Не пугай меня! Скажи что-нибудь! - в этой темноте Анжела всё-таки смогла рассмотреть, что он лежит без движения. Девушка бросилась к нему, - о нет! Только этого мне ещё не хватало!
Путана достала телефон, его опять не нашли и вызвала скорую. После чего она набрала дежурного.
- Михалыч! - как можно спокойнее сказала девушка, - открывай клетку. Ваш дед мороз не пьяный, у него инсульт. Дорога каждая минута, скорую я уже вызвала!   
Анжелу выпустили после того, как её использовали по назначению. Но обиды на ментов нее было. В конце концов и они, мусора, ей тоже иной раз помогали, выручали.
Идти на вечеринку, которая была уже в самом разгаре, Анжела не хотела.  Дома её никто не ждал. Ведь она собиралась всю ночь до утра провести в клубе. Поэтому Вера и, теперь уже её три дочери, Женька, Оля и совсем ещё маленькая Ира, были у Анечки. Мачеха и Анна Ивановна подружились, стали близкими подругами.
Анжела просто брела по ночному городу. Было тепло, снег шёл крупными хлопьями, создавая праздничное настроение. Она не злилась на мусоров, что из-за них не попала на вечеринку, где могла бы хорошо провести время и хорошо  заработать. Значит так было нужно. Ведь, если бы её не забрали менты, дед мороз бы отдал богу душу прямо в обезьяннике.
Совершенно неожиданно перед девушкой из ниоткуда появились Дед Мороз и Снегурочка. Анжела поздравила их с Наступающим.
-  И тебя, красавица, с праздником! - сказал Дед Мороз, - мы распространяем лотерейные билетики. Вся выручка пойдёт в фонд помощи женщинам и детям, страдающим от домашнего насилия. Остался последний билетик. Купи!
- Сколько стоит Ваш билетик? - поинтересовалась девушка.
- А сколько не жалко! - ответила Снегурочка.
- А когда розыгрыш? - чисто автоматически спросила Анжела. Порывшись в сумочке, девушка достала кошелёк. Там было несколько купюр. Не раздумывая она отдала все купюры.
- Дай бог тебе счастья! - взяв деньги и протянув девушке лотерейный билет, сказал Дед Мороз, - а розыгрыш, он уже давно состоялся! Поздравляю, ты выиграла главный приз!
- В смысле?! - хотела спросить Анжела, но поднялся ветер и Дед Мороз со Снегурочкой исчезли в снегу.
Не понимая, она пожала плечами, посмотрев на лотерейный билет, на вид он выглядел как оригинальный. Положив его в карман, Анжела направилась к дому, где жила Анечка. Ей захотелось встретить этот Новый Год в кругу близких ей людей.

[Ж.Г.]

Жутковатая и одновременно очень светлая история: в среднем люди совсем не настолько плохи, как иногда кажется.

[Serge de K]

Ну да, путана! Шлюха, проститутка! Низшие слои общества! Грязь!

Ну я так не считаю. Путана путане рознь. И порою среди них оказываются девушки, которым просто хочется посочувствовать.
Когда читал рассказ так и хотелось сказать "Домострой жил, домострой жив, домострой будет жить!". Мне показалось, что автор где то допустил перебор с этим   

[Mädchen]

Когда читал рассказ так и хотелось сказать "Домострой жил, домострой жив, домострой будет жить!". Мне показалось, что автор где то допустил перебор с этим   

Да, домострой есть. Жалко, как девочек, женщин, так и мальчика.
Но насчёт автор переборщил? По-моему вполне себе для домостроя, когда в доме живёт глава семьи.

[Julia Steinwasen]

Путана путане рознь. И порою среди них оказываются девушки, которым просто хочется посочувствовать.

Так в рассказе обе девушки, которые путаны, оказались довольно порядочными. Одна, которая учительница, помогла Анжеле. А другая, которая сама Анжела, спасла жизнь мужчине-деду морозу.
В целом рассказ понравился. Соглашусь с Ж.Г.

Жутковатая и одновременно очень светлая история: в среднем люди совсем не настолько плохи, как иногда кажется.

Понравилось что девушка получила свой главный приз. Наверно это самое главное, а не то, кем она работает.

[Secret Road]

Полнейший, чернейший из черных мрак, замазанный чем-то, что раньше было полуживым, а потом умерло, сгнило, было кем-то по глупости съедено и извергнуто назад. Ощущение – заливающая глаза ярость.
И к концу, особенно самый финал – это будто бы открылось окно, и наконец прорвалась лавина свежего воздуха вперемешку с настоящим светом. Весь спектр. Это супер, замечательно! Я в восторге!

[Secret Road]

Когда читал рассказ так и хотелось сказать "Домострой жил, домострой жив, домострой будет жить!". Мне показалось, что автор где то допустил перебор с этим 

А мне кажется, всякие "Домострои" здесь ни при чем: не в розгах же соль той семейки, а в том, что это насквозь порочные люди. Вот, отнять у них лавку и вазу – поменяется что-то? Добрее станут? Я уверен, что нет. Горбатого, как говорится...

[Принцесса]

Согласна с Secret Road, что Домостроем здесь не пахнет.
Противная семейка.
Рассказ оставил гнетущее впечатление. Читала и плакала. Плохой старт в жизни у девушки. Светлый лучик в конце рассказа оставляет читателя надеяться на, если не счастливое, то не такое мрачное продолжение истории. Но, если честно, то мне чуток не хватило позитива. Хорошо, что я уже после праздников рассказ прочитала.

П.С. Когда-то давно мне кто-то сказал, что если над книжкой плакал хоть один человек, то это уже литература.
Может, я чего-то не понимаю в стилях, структуре и других показателях художественного текста, но это повествование меня затронуло. Не бдр-но, не домостроевски, (Не по Горькому)))). А по-человечески. Я поверила в эту историю.