Девок секут

[Эмилия]

                                                                     
- Что это? – спросила Кристина, раскладывая на столе купленные на рынке фрукты. Сочные абрикосы так и звали поскорее впиться в них зубами.
- Девок секут, - ответила Аня-Амина, насмешливо поглядев на сестру. Истошный визг вдалеке повторился с новой силой. – И тебя так надо, - с усмешкой добавила старшая.
- Правда, что ль? – Валентина взглянула на дочь недоверчиво. - Вот так, на всю улицу? – ее слова сопроводил новый, особо отчаянный вопль.
- Да-да, - Хьюго, муж Амины, с готовностью кивнул. – Районный дисциплинарный центр неподалеку, через квартал. Каждую субботу крики. Аминочка любит ходить смотреть.
- Да, - Аня уже расставляла стаканы. – Очень поучительное зрелище. Девицы от стыда красные, как копченые раки, все интимности напоказ...
- Даша, ты там умерла в туалете?! – рявкнула мать, обращаясь к младшей дочери. – Иди сюда, помоги нарезать, - в ответ донесся невнятный звук. – Секут ведь лежа? – Валя вновь посмотрела на старшую.
- Секут да, а вот до и после стоят голые. А потом бывает еще позорный столб и позорная прогулка. Кристинка, налей вина. Дашке сок.
- И до скольки их так? Даша!
- С шестнадцати до двадцати пяти, - Валентина прикинула, что самой Амине всего двадцать четыре, хотя за два года на Самьеле жгучая брюнетка сильно повзрослела и казалась неотличимой от местных загорелых смуглянок. – За всякую мелкую административку, по просьбе с работы или от родителей.
- И замужних?
- Да, -  отозвался Хьюго. - Раньше по всему королевству пороли всех незамужних. Считалось, что кто замужем, тем супруг мозг вправляет, а кто еще нет, тех надо на публике розгами.
- На Гаррите до сих пор так, - вставила Амина. – Всех незамужних и разведенок раз в месяц раскладывают. Просто по факту.
- Да, но на Самьеле нравы гораздо прогрессивнее, - продолжал муж. – Никакой дискриминации. До двадцати пяти всех, и замужних, и незамужних. А два года назад стали пороть и парней. Для гендерного равенства. Правда, в другом дисцентре, на окраине.
- Почему-то это не так популярно, - Амина хихикнула.
- Даша! Немедленно к столу! – заорала Валентина на проходившую мимо, видимо, в спальню, шестнадцатилетнюю дочь. – Успеешь еще к компьютеру. Вот послушай, что сестра рассказывает. А в школах их тоже дерут?
- Конечно. Розги, трость, - Амина выразительно посмотрела на Дашу, скорчившую недовольную гримасу. – Особенно в гимназиях. Хорошее образование – строгое воспитание. Кстати, иммигрантам никаких поблажек. Скоро кое-кому влетит...
- Ань! – протестующе вскрикнула младшая.
- В универах хоть не лупят? – с опаской спросила восемнадцатилетняя Кристина, как раз готовившаяся к поступлению в местный Королевский Колледж.
- В самих нет. А вот в дисцентр могут отправить, за плохую успеваемость или поведение. Но обычно родители это раньше делают. Без всяких комиссий, достаточно записочки.
- Да, как там с подготовкой к экзаменационному эссе? – под выразительным взглядом матери Кристина потупилась. – Все загораем? Вообще, девочки, Даша, тебя тоже касается, поймите уже, что мы не на курорте. Здесь солнце и море круглый год, это не значит, что можно ничего не делать!
- Я все уроки сделала! – возмутилась младшая.
- Тогда покажешь Ане тетрадки, - сурово отрезала Валентина. – И дополнительно пусть она с тобой займется, надо догонять программу.
- Мам, у меня вечером билет в театр, - поморщилась Амина. – Не могу я все время над ней сидеть!
- Но ей сложно встроиться. Другой язык, другая программа...
- Пороть чаще надо, тогда встроится, - начавшиеся с новой силой визги удачно сопроводили ее слова. – Здесь это тебе кто угодно скажет.
- Ну, пожалуйста, спокойно, - Хьюго всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда поселившиеся у него месяц назад родственники жены начинали ссориться или просто разговаривать на повышенных тонах.
- Да, я сама все сделаю, - закивала Даша. – Не нужно отвлекаться, - она уткнулась в тарелку, но Амина вдруг встала.
- Ты же сказала, что все сделала? Неси тетрадки!
- Сделала... Там чуть-чуть... Я...
- Быстро неси! – Валентина пригвоздила ее взглядом. – Соврала – выпорю.
Даша вышла из гостиной и скрылась в гостевой спальне, которую делила с Кристиной. Мать семейства ночевала вместе с Аминой, тогда как муж последней был временно эвакуирован в кабинет.
- Что за ребенок. Никакой ответственности.
- Ничего, тут ей мозги быстро вправят, - Аня глотнула вина. – Я в прошлом году писала статью про порку в гимназиях. Эффективно. Дурь вышибают на раз.
- Я бы не хотела, чтобы мою дочь пороли в школе. Сами справимся. Даша, ты где?!
Белокурая девчонка вернулась несколькими пособиями и покорно протянула их старшей сестре. Та бегло просмотрела.
- Так, задано десять упражнений! И ничего не сделано. А где сочинение?!
- Я вечером... Успею!
- Ты соврала! – Валентина грозно поднялась с места. – Спускай штаны.
- Я, пожалуй, пойду. Надо кое-что закончить, - Хьюго неловко выбрался из-за стола и исчез в кабинете.
- Кристина, неси мой ремень, - распоряжалась мать. Шортики Даши упали к щиколоткам. – Трусы тоже сними сразу. Итак, ты считаешь нормальным не делать уроки и врать родителям. Я правильно понимаю твою позицию?
- Нет, я собиралась сделать...
- Тогда зачем врать? Ты должна стараться изо всех сил, чтобы догнать программу. Заниматься с утра до вечера! Отменяю для тебя любые развлечения. Включая походы на пляж. Нагулялась и хватит.
- Мам, вот, - Криса протянула Валентине толстый черный ремень, желая поскорее избавиться от страшного куска кожи.
- На диван, Дарья. Получишь полсотни ударов.
- Мало, - вмешалась Амина. – После ремня отведает моей щетки.
- Не возражаю, - мать кивнула, решив не спорить с дочерью в ее доме. – Начнем!
Первый удар обрушился на обнаженный Дашин зад. Та взвизгнула и вскинулась. Второй. Третий.
- Пищит, - оскалилась Амина. – Ничего. Отведает школьную трость – запищит не так, - доверительно сообщила она Кристине.                                 
- Что-то ты злая здесь стала, - поморщилась Криса. – Тебя саму дома пороли – еще не так пищала.
- И правильно пороли. Здесь порют всех. И это гораздо лучше, чем как у вас, на исторической родине. А то бы не прибежали сюда, как дворняги побитые, - последние слова Амина произнесла шепотом. Впрочем, мать и так ничего не слышала из-за Дашиных визгов и просьб о пощаде.
Валентина пороть умела и нередко задавала дочерям нещадные взбучки. Кристине влетело в последний раз полгода назад, когда девушка еще училась в школе, а об эмиграции не было и речи. Повторения очень не хотелось, и потому она со страхом наблюдала за наказанием сестры, дергавшейся, плакавшей и кричавшей под тяжелым ремнем. Нередко доставалось и Ане, аж до самого замужества. Совершеннолетие дочерей Валя не принимала всерьез – «для меня вы всегда дети». А потому нынешняя зависимость от старшей ее порядком тяготила. Но выбора не было – средств на трехместную квартиру не хватало, да и профессия юриста-консультанта оказалась совершенно невостребованной в условиях местного, ничем не похожего на принятое на континенте права.
- Поднимайся, - Валентина отложила ремень. Даша поднялась, вытирая сопли, и тут же стала тереть исхлестанную попу.
- Не трогать! – рявкнула Амина, потрясая щеткой. – Живо ко мне на колени!
Настоящая хозяйка, думала про себя Кристина. Прямо мать семейства. Разместив сестру на торчавших из под платья острых коленках, Амина тут же крепко шлепнула ее деревянной тыльной стороной щетки. Раздался тяжелый стон. Еще шлепок. Визг. Амина определенно не жалела уже и без того красную и начавшую синеть попу Даши. Отсчитав два десятка крепких ударов, за ухо подняла младшую на ноги.
- Марш в свою комнату делать уроки! И не смей надевать трусы. Пусть тебе будет стыдно.
- Это, может, чересчур... - вставила было Валентина.
- Я сказала, значит, пусть позорится, - отрезала Амина. – Ты говоришь, ей вникнуть сложно. Пусть поможет голая поротая задница. Кристина, иди, проследи за ней. А мне, пожалуй, пора собираться.
                                                                                   ...
За Аминой захлопнулась входная дверь.
- Саму бы тебя пороть, - тихо вздохнула себе под нос Валя, ставя на плиту жаровню с пловом. В последние недели как-то само собой случилось, что готовка превратилась в ее обязанность.
- Вы, возможно, правы, - вдруг проговорил Хьюго, неожиданно зашедший на кухню. Женщина вздрогнула. Она все еще не привыкла к тому, что зять прекрасно освоился с русской речью.
- Извини, я... Так... С собой сама, - попробовала ответить по-местному, но вышло крайне неуклюже.
- Все хорошо, - мужчина налил себе соку и присел. – Иногда мне кажется, она сама этого хочет. Недаром диссертацию пишет про традиции телесных наказаний женщин. И ведет себя так... - он вдруг задумчиво взглянул на тещу. – Не нравится мне, как она себя ведет. Вы все-таки мать.
- Ой, в голову не бери. Я же все понимаю. Налетели стаей, все заполонили, сели на шею. А вы с ней большие молодцы. Поставить чаю?
- Простите, не надо. Не понимаю, как вы его столько пьете все, еще и в жару... Помогать семье в тяжелой ситуации – это долг.
- Могла бы она и больше помогать, - подумав, согласилась Валентина. – Я ж тут ничего не понимаю. А девчонок надо устраивать. Дашу вроде приняли в гимназию, и хорошо, а Криса... Но что поделать, возраст. Хотят независимыми быть. Хотя... - она помолчала. – Иногда так и хочется взяться за ремень. Но не пороть же взрослую замужнюю женщину, да еще у нее в доме! Ты сам бы всыпал?
- Вы что?! -  Хьюго содрогнулся. – Чтобы я жену порол? Я же не какой-то изверг-ретроград! Вы – другое дело. Мать – всегда мать. Здесь все одобрят. Или... Можете записку в дисциплинарный центр написать. И выдадут ей по первое.
- Но я же приезжая... А она гражданка...
- Подданная, - машинально поправил зять. – Неважно. Правила для всех резидентов. А родительские права никто не отменял. Сразу увидите, как изменится поведение. Здесь все в ее возрасте перед родителями на цыпочках ходят, - Валя в очередной раз поразилась его знанию фразеологизмов. Однако, учитель из Ани первоклассный.
- Она обидится просто на меня. И на тебя, если узнает...
- Не обидится. Мы скажем Амине, что ей это нужно для погружения в тему исследования. Просто поможем ей.
- Сама вечно говорит: «Привыкайте к нашим порядкам», - чмокнула губами Валентина. – Пожалуй, ты прав... Как часто их тут порют?
- Каждую субботу. Записки принимают с понедельника. Если...
- Что ж, пусть будет так, - женщина улыбнулась. – Чем секут?
- Розги, трости, плетки. Родители сами назначают, чем и сколько. А там могут и добавить.
- Тут ты мне подскажешь. Да, знаешь еще что, - Валя помолчала, - Отправлю-ка я вместе с ней и Крису. А то видно, ленится девка, балдеет от солнышка и пляжей, а на носу поступление.
                                                                                      ...
Два десятка девушек и молодых женщин в одних трусах и лифчиках переминались с ноги на ногу в небольшом закутке без вентиляции, изнывая от духоты. Светлокожая Кристина чувствовала себя буквально белой вороной среди загорелых аборигенок, непрерывную болтовню которых к тому же едва понимала, и инстинктивно жалась к сестре, с самого утра надувавшей губы и демонстрировавшей глубочайшее презрение к окружающим. Вчера, получив по почте предписание явиться в дисциплинарный центр к семи утра, девушки одинаково обалдели. Амина что-то говорила об ошибке, но Кристинино предписание не оставляло сомнений – едва ли на всей Самьеле нашлась бы другая девушка ее возраста с теми же именем и фамилией. А вскоре мама рассеяла все надежды:
- Да, я написала записки. Считаю, вам обеим это будет полезно, - Валентина бросила это спокойно, мимоходом, будто сообщала совершенно будничную новость.
- Мам! – Амина разъярилась. Сжала кулаки. – Ты совсем, что ли?
- А что такого, Ань? Ты говорила, что мы должны привыкать к местным порядкам. Вот и привыкнем. Мне надоело твое заносчивое поведение и Кристинина лень. Считаю нужным принять меры.
- Амин, - вмешался Хьюго. – Ты ведь сама говорила, что хотела бы взглянуть на процесс изнутри? Разве нет? И вообще, порка – только польза, сама говорила, когда я сомневался.
Старшая еще покричала, но крыть ей было нечем. Среднюю же и вовсе никто не спрашивал. Сама экзекуция начиналась в полдень, но прийти нужно было к семи – за опоздание полагалась добавка. Суровые девицы в униформе отобрали у приговоренных всю одежду и заперли их в этой тесной каморке. Полагалось «думать о своем поведении и предстоящем наказании. Впрочем, для жительниц острова, где купальник давно стал почти повседневной одеждой, в полуобнаженности не было ничего стыдного, все страдали только от томительного ожидания – никто не знал заранее, сколько ей назначено. А вот Кристина жутко стеснялась и не знала, куда себя деть, тем более, что неизменно привлекала внимание.
Надзирательница в темно-зеленой форме, с толстым ремнем на поясе зашла в помещение и принялась обходить девушек, останавливаясь возле некоторых и внимательно их рассматривая. Разговоры затихли. Подойдя к Кристине, суровая дама присмотрелась, потом с размаху шлепнула приезжую по попе (удар широкой ладони вызвал стон) и что-то проговорила на простонародном диалекте так быстро, что жертва не разобрала слов. Рассмеялась и пошла дальше.
- Что она... сказала? – шепотом спросила Криса у Амины.
- Что у тебя очень худая костлявая задница, - охотно пояснила сестра. – И за это ты получишь дополнительные пятнадцать розог.
- Почему?
- Худышек сложнее пробрать. Да и вообще, не любят их. Кушать надо больше. Здесь не действуют российские стандарты красоты, возносящие на пьедестал бледных, как смерть, анорексичек типа тебя. Да, она выразилась значительно грубее.
- А... тут только женщины работают?
- Да. Женщины порют женщин. Но смотреть будут все, не надейся. Хотя опять же, дамам это больше нравится. Согласно соцопросам, порку девушек поддерживают шестьдесят процентов мужского населения и девяносто процентов женского.
- Ага, пока сюда не попадут, - Кристина поморщилась. Если бы не этот Анькин выпендреж, вряд ли бы они обе сюда угодили.
- Наоборот. Практически все здесь были. И не хотят, чтобы молодежь миновала сия участь. Вон видишь тех трех красоток?
- Да, - Кристина посмотрела на трех девушек в одинаковых голубого цвета трусах и бюстгальтерах.
- Это студентки. Постоянные клиентки. Всех трех дерут каждую неделю. По просьбе родителей. Чтобы учились как пчелки. Еще старое не зажило, а уже опять. Тебя так же надо.
- А тебя? – не удержалась от подколки Криса.
- Со мной это вообще недоразумение, - процедила сквозь зубы Амина. – Раньше замужних не секли. Это все феминистки, мать их... Да, сестричка – все команды выполняй беспрекословно. Что все делают, то и ты, немедленно, переводить не успею. Замешкаешься – дадут ремня и еще к основной порке добавят. Никаких капризов, здесь ты никто. Или, вернее, деточка непослушная.
- Тебе бы здесь работать...
- Я по нормам физ. подготовки не подхожу, - вздохнула Амина без всякой иронии.
Тут две надзирательницы ввели в комнату высокую, светловолосую и лишь слегка загорелую девушку в красном купальнике. Та явно рыдала и упиралась на ходу, судя по растрепанным волосам и красной физиономии. Ее тут же швырнули на пол, одна из стражниц зажала ее плечи между ног, а другая профессиональным движением спустила жертве трусы и выхватила ремень. Удары градом посыпались на белоснежную попу. Девчонка громко заорала: «Мамочка! Боже мой!!», и тут уже не осталось ни малейших сомнений в ее происхождении. Когда ее отпустили и толкнули к остальным она, неловко подтянув трусы, тут же безошибочно подошла к Кристине.
- Простите, вы понимаете...
- Я все понимаю, - вступила Амина, не давая сестре сказать ни слова. – Как звать?
- Катя... Я...
- Я была Аня, теперь Амина. Это Кристина. За что?
- Я купалась. В море. Заплыла за буйки. Ну... На пляже меня сразу схватили, повели сюда. Сказали вроде, меня будут пороть и отберут купальник... Это... Меня выпороли? – она говорила срывающимся голосом и непрерывно терла зад.
- Тебя еще не выпороли, - спокойно отозвалась Амина. – Это так, дисциплинарное воздействие. Пороть тебя будут позже, вместе с нами. Думаю, много дадут. А раз сказали про купальник, то да, отберут и заставят голой прогуляться до гостиницы. Или где ты живешь?
- Я снимаю комнату... Приехала неделю назад, работу ищу... Но как же так? Я знала, но... Без суда, без адвоката!
- Это не преступление, а дисциплинарное нарушение. Понимаешь разницу?
- Нет...
- Долго объяснять. Короче, смирись с тем, что тебя высекут и пристыдят, и никак ты от этого не спасешься. Можешь конечно потребовать отвести тебя в российское консульство, но не думаю, что тебе бы этого хотелось.
- Да, - Катя опустила глаза.
- Не дрейфь. Нас вот тоже пороть будут, мы же не ноем.
- А по улицам, голой...
- Забей, здесь привыкли. Ну немного над тобой похихикают. Никто из этого здесь трагедии не делает.
- И всех их, - Катя обвела взглядом комнату, - всех... выпорют?
- Всех выпорют. Голыми и на публике. Привыкай. Лучше быть сеченой, чем мертвой. Говоришь, работу ищешь. А что за профессия?
- Я программист, я...
- Нам в универе нужны программисты. Как полное имя? И телефон, если вспомнишь. Нет, сама тебя найду.
- Мне неловко, вот так... - Катя как будто еще сильнее покраснела.
- Пустяки. Мы должны помогать друг другу.
Амина, казалось, вновь вошла в колею и больше не ощущала ни малейшего неудобства. Оживленный разговор с обретенной соотечественницей продолжался до самого звука гонга, после чего рослая надзирательница вошла в комнату и громко объявила:
- Девки, пора на порку!
                                                                                   ...
Девушки по очереди выходили на дощатую сцену перед набитым до краев залом на две сотни зрителей. Посреди помоста стояла длинная деревянная лавка, рядом с ней – две высокие кадки с розгами и небольшой столб, на котором висели закрепленные петлями трости и плетки разной величины. Надзирательницы в форме резкими командами и шлепками заставили двадцать одну полуобнаженную девушку построиться в ряд слева от лавки у самого края сцены. Затем последовал громкий приказ:
- Трусы-лифчики долой! Минута на раздевание!
Белье полетела на пол. Амина быстро развязала и бросила лифчик, затем легким движением спустила трусы и выскользнула из них. Кристина замешкалась с застежкой. Удар ремня обжег ляжки. Девушка взвыла.
- Руками не вздумай прикрываться, - шепнула ей сестра. Кристина инстинктивно съежилась под взглядами публики. – Всыплют.
- Но... но...- раскрасневшаяся девица захлебывалась слезами.
- Тебе немного румянца не повредит, - сама Амина немало страдала от накатившего чувства унижения, но держалась, стараясь не подать виду.
- Немного жалко даже девчонок, - шепнула Валентина сидевшему рядом зятю. – Может, я и не права...
- Розги полезны, - пожал плечами Хьюго. – Все говорят.
- Ладно, смотри, Дашенька, внимательно, - Валя строго поглядела на младшую дочь. – Не будешь слушаться – пойдешь к сестричкам.
- Аманда Лейс! – начала объявлять в мегафон одна из экзекуторш. – За вопиющую лень и непослушание родителям вам назначено сорок ударов солеными розгами. На лавку!
Названная девушка, темноволосая, миниатюрная, с готовностью легла на скамью. Рослая женщина в форме взяла розгу. Опробовала, хлестнув по воздуху, и с размаху хлестнула жертву. Та сдержалась, не издав ни звука. Новый удар. Кровавая полоса рассекла ягодицы.
Когда началась порка, внимание публики отвлеклось от обнаженных девушек и Кристина почувствовала себя легче. Хотя все время приходилось следить за руками, которые так и норовили инстинктивно прикрыть промежность. Она удовлетворялась тем, что как можно теснее сдвигала ноги. Рядом тяжело дышала Катя, которая благодаря недавней стежке ремнем сумела быстро освободиться от купальника, но, кажется, пребывала в тихой истерике.
- А мне сколько розог назначат?
- Без понятия, - шепотом ответила Амина. – Я не знаю даже, сколько мне.
- Щели на замок! – два тяжелых удара ремня обрушились на попу Амины. Оказалось неожиданно больно, отвыкшая от порки женщина взвыла. Катя, получая свою порцию, потеряла равновесие и устояла, лишь опершись на руку Кристины.
На скамье уже секли другую девушку. Криса чувствовала дрожь в коленках, хотя было не холодно, даже жарко. Вот так ее и выпорют. На жарком тропическом острове. И ладно бы за что-нибудь романтичное, как эту Катю, так ведь нет. Просто матушке вдруг захотелось ее наказать. Так и выдрала бы дома. Хотя за что? Она приличная девушка, не гуляет с парнями, не пьет, не курит...
- Христин Семьенова! – местная произнесла имя и фамилию настолько коряво, что Кристина даже не сразу поняла, что обращаются к ней. – За лень и плохое поведение вам назначено тридцать соленых розог. И еще пятнадцать добавлено. Сами знаете, за что. На лавку!
На негнущихся ногах Криса подошла к скамье. Легла. Тело свело судорогой. Девушка дрожала. Свист. Первый удар.
- ААА!!!
Криса попробовала вскочить, но другая экзекуторша крепко схватила ее за плечи и прижала к лавке. Новый удар. Новая острая боль в ягодицах.
- Уаааай!!
- Какой концерт, - буркнула Валя. Она чувствовала себя неловко – местные девушки вели себя куда сдержаннее.
- Небось, вы ее мало секли, - запросто обратилась к ней сидевшая сзади дама в темно-красном платье с разрезом. Не узнать в Валентине мать Кристины было сложно.
- Для нас не мало совсем, - ответила Валя, медленно подбирая слова. – Много даже.
- Недостаточно. Нужно розгами нещадно, через день. Она же тинейджер.
- Вай!! Ай... ОУААА!!
Воспитательниц нимало не трогали крики Кристины. Порка продолжалась, розги оставляли яркие просечки на попе и ляжках. Худое белое тельце корчилось и извивалось на скамье. Но вот истязание закончилось. Кристину подняли за ухо, вызвал новый стон, плеснули в лицо водой и поставили на колени справа от лавки выпоротой задницей к залу.
- Посмеешь присесть или потереть свою костлявую задницу – ремень! – угроза донеслась сквозь туман, но смиренное розгами тело повиновалось. Сейчас хотелось лишь одного – чтобы боль поскорее ушла.
- Ленора Джей! За грубое нарушение правил дорожного движения вам назначено двадцать ударов однохвостой плетью. На лавку!
Строй обнаженных девушек слева от скамьи таял, количество коленопреклоненных по правую сторону росло. У Амины от волнения разболелся живот. С одной стороны хотелось, чтобы мучительное и постыдное  ожидание скорее окончилось, с другой с каждым новым объявленным именем нарастал страх. Сколько дадут? Чем? Сможет ли она выдержать? Не опозорится ли, как сестра?
- Амина Хейор! – вот оно. Ноги чуть не подкосились. – За неуважение к матери вам назначено тридцать ударов тростью и восемнадцать ударов хлыстом. А после – позорный столб!
Амина с шумом вдохнула. Она сама не помнила, как оказалась на деревянной скамье. Первый удар тяжелой трости обрушился на попу. Второй. Третий. Она зажмурилась. Боль пульсировала. Неприятная штука эта трость. Потом синяки надолго. Очень больно сидеть.
- Ау! Ай!
- Пробрало, - улыбнулась Валя, когда гордая старшая дочь на второй десятке начала таки вопить и извиваться. Пышная попа Амины жалобно сжималась под тростью и на глазах обретала темно-красный оттенок. – А такие трости продаются где-то? – вдруг спросила она зятя.
- Конечно. Легко найти. Или можно заказать.
Меж тем экзекуторша отложила трость и взяла длинный черный хлыст. Примерилась. Стегнула. Ляжки Амины будто обожгло кипятком. Она едва не вскочила и ее пришлось зафиксировать, как Крису. Новый удар, на сей раз по попе. Болящей и ноющей после трости.
- Ай! Нет! Ай!
После седьмого удара Анечка громко выругалась русским матом, заставив Валентину покраснеть. Впрочем, никто другой не придал этому значения. После восемнадцатого она нашла в себе силы сама встать и проследовать на колени
- Е-Ка-Те-Ри-На Со-Ба-Ки-На! – прочитала по слогам экзекуторша. – За грубое нарушение правил безопасности вам назначено тридцать соленых розог, десять ударов однохвостой плетью, конфискация купального костюма и позорная прогулка до места жительства. На лавку!
Вряд ли Катя смогла расшифровать всю фразу, но последние слова, подтвержденные увесистым шлепком, поняла быстро и поспешно улеглась. После первых же розог концерт начался почище Кристининого. Девушка визжала, извивалась, умоляла простить (впрочем, на непонятном мучительницам языке), а под конец просто громко рыдала. Впрочем, это не избавило ее от финальных десяти ударов тяжелой плеткой по попе и спине, оставивших глубокие кровоточащие рубцы.
После Кати пороли еще одну девушку. Потом, дав последней тоже немного постоять на коленях, надзирательницы скомандовали всем, кроме Кати и Амины идти получать одежду. Двух же девушек, для которых наказание не закончилось, повели к выходу прямо сквозь начавшую подниматься со своих мест толпу. Валентина увидела совсем рядом зареванное, красное от слез и соплей лицо дочери в обрамлении растрепанных волос.
На улице Амину подвели к невысокому деревянному столбу у входа. Запястья крепко стянули закрепленной на нем петлей, а затем, потянув за другой конец хитроумной веревочной конструкции, вынудили обнаженную девушку подняться на цыпочки, едва касаясь ими земли. Амина застонала. Попа и ляжки продолжали болеть.
- Так стоишь два часа, - хихикнула молодая надзирательница. – Все прекрасно видят твои укромные местечки.
Вокруг уже щелкали фотоаппараты и сверкали вспышками камеры. Амина закусила губу. Надо вытерпеть. Дотянуть до конца. Краем глаза она видела, как другая экзекуторша вывела из здания голую рыдающую Катю и, сжимая в руке ее ухо, повела девушку по улице медленным шагом, не давая той переставлять ноги хотя бы чуть-чуть быстрее положенного. Да уж, прогуляется... Интересно, с кем завтра будет больше фоток в газетах и Сети? «Конечно, со мной, - не без гордости подумала Амина. – Я же красивее!».
- Можно с ней поговорить? – спросила надзирательницу Валентина. – Это моя дочь.
- Можно, конечно, - кивнула та. – Только не загораживайте ее с улицы, встаньте с другого края.
Даша стояла поодаль, держа за руку ревущую навзрыд Кристину. Хьюго куда-то смылся, сославшись на срочные дела.
- Что, девочка, приструнили тебя? – спросила Валя по-русски. – Будешь себя нормально вести?
- Буду, - тихо хмыкнула та.
- Каюсь, я запустила твое воспитание. Так вот, пока живу у вас, будем наверстывать. Я стану драть тебя, как и сестер, за малейшую провинность. Попробуешь спорить – опять сюда. Уяснила?
- Да, мам. Прости.
- Отлично. Сегодня вечером дам тебе ремня и помою рот с мылом. Нецензурная брань недопустима, даже если никто и не понимает!
                                                                                       ...
- Молодец, малышик, - Амина откинулась на подушки, любовно глядя на мужа. Рядом, на столике, лежала газета с ее голой фотографией на весь разворот. – Теперь ни одна собака не посмеет пролаять, будто у меня недостает эмпирических данных. И материала для последней статьи выше крыши. Вставлю интервью с Кристиной и Катей, от себя добавлю, вот тебе и материал про адаптацию иммигрантов.
- Я вот думал, с Кристиной неудачно получилось, - пробормотал Хьюго, с наслаждением глядя на обнаженную жену. – Я не хотел...
- Да пусть, - щелкнула язычком Амина. – Ей полезно. Молодец, что мамку раскрутил. Неприлично, знаешь, молодому исследователю яблоки воровать или дорогу перебегать на красный.  А тут все чисто, дела семейные... Правда взяла теперь манеру, чуть что, на меня с ремнем кидаться. Да ничего, это у нее пройдет.
- Рад, что получилось.
- А то. Ладно, зайчик, давай, иди ко мне. Заслужил.
                                                       
 

[Secret Road]

За что боролись, тем и...
Так волнительно, когда тот, кто считает себя вне этого всего, вдруг получает. Особенно если сначала "надо-надо, это правильно", а потом и страх, и непонимание. С горы да в пропасть, дух захватывает!

[Julia Steinwasen]

Молодец, что мамку раскрутил.                                                       
 

Не совсем поняла, Амина просила мужа раскрутить маму на порку?

[Эмилия]

Не совсем поняла, Амина просила мужа раскрутить маму на порку?

Да. Ей нужно было для работы оказаться внутри процесса. А тут варианта два - либо залететь по административке, либо просьба от родителей

[Эмилия]

Так волнительно, когда тот, кто считает себя вне этого всего, вдруг получает. Особенно если сначала "надо-надо, это правильно", а потом и страх, и непонимание. С горы да в пропасть, дух захватывает!

Да, все так. Обожаю такое.
Но Амина получилась такой очаровательной стервозиной, что я все же позволила ей выйти в итоге победительницей)

[Secret Road]

Да, все так. Обожаю такое.
Но Амина получилась такой очаровательной стервозиной, что я все же позволила ей выйти в итоге победительницей)

Победительницей, но поротой, причем именно в порядке наказания – официального и даже публичного.

[Эмилия]

Победительницей, но поротой, причем именно в порядке наказания – официального и даже публичного.

Да, ей явно было очаровательно стыдно) Постфактум храбрится, но в процессе ой-ой

[Julia Steinwasen]

Да. Ей нужно было для работы оказаться внутри процесса. А тут варианта два - либо залететь по административке, либо просьба от родителей

Тогда не совсем понятно, почему Амина ьыла не только удивлена, а и разьярена.

презрение к окружающим. Вчера, получив по почте предписание явиться в дисциплинарный центр к семи утра, девушки одинаково обалдели. Амина что-то говорила об ошибке, но Кристинино предписание не оставляло сомнений – едва ли на всей Самьеле нашлась бы другая девушка ее возраста с теми же именем и фамилией. А вскоре мама рассеяла все надежды:
- Да, я написала записки. Считаю, вам обеим это будет полезно, - Валентина бросила это спокойно, мимоходом, будто сообщала совершенно будничную новость.
- Мам! – Амина разъярилась. Сжала кулаки. – Ты совсем, что ли?

[Эмилия]

Тогда не совсем понятно, почему Амина ьыла не только удивлена, а и разьярена

Притворялась)

[Secret Road]

Да, ей явно было очаровательно стыдно) Постфактум храбрится, но в процессе ой-ой

Для научного рывка, наверное, весьма полезно И в плане материала, и для большего усердия.
А еще интересно было бы предположить, что приключилось с ее позицией относительно наказаний после пережитого. Смягчилась ли? Или наоборот!

[Сидоровой козы барабанщик]

Роскошный текст.
И диалоги прекрасные.

"А два года назад стали пороть и парней. Для гендерного равенства. Правда, в другом дисцентре, на окраине."

Вряд ли. Дают сержанту на бутылку, распивают вместе с ним, и он ставит галочку, дескать, исполнено. Все равно зрителей нет - кому это интересно? Халтурят мужики.
Только девушки могут столь педантично относиться к своим и чужим обязанностям.

[Эмилия]

Роскошный текст.
И диалоги прекрасные.

Мерси)

Вряд ли. Дают сержанту на бутылку, распивают вместе с ним, и он ставит галочку, дескать, исполнено. Все равно зрителей нет - кому это интересно? Халтурят мужики.
Только девушки могут столь педантично относиться к своим и чужим обязанностям.

А вдруг там не мужики работают?) Мужиков-то еще обучить надо...

[Сидоровой козы барабанщик]

Нет, девушкам голых парней нельзя показывать. Пойдут неуставные отношения.
Парнями будет заниматься какой-нибудь Степан, причем примерно так:

https://youtu.be/Wp3PY0xHf80?t=2550

[Эмилия]

Нет, девушкам голых парней нельзя показывать. Пойдут неуставные отношения.

Как будто что-то плохое) Да и можно таких девушек набрать, с которыми ничего такого не будет...
Впрочем, ничего не навязываю, у всех свои заморочки. Буду рада продолжению общения на тему F/F порки)

[Сидоровой козы барабанщик]

"Да и можно таких девушек набрать, с которыми ничего такого не будет..."

Хех.
Разве Вы не знаете, что нет непривлекательных девушек, есть недолюбленные? Красотку нелегко соблазнить: для нее мужское внимание избыточно, ее чем-то заинтересовать надо, а если она садистка, тогда вообще дело дрянь: шкуру спустит и рада будет.
Но красотка в полицейские в таком формате не пойдет: коллектив-то женский, "амазонки" ей не рады будут, затравят.
Вы не описали, как выглядят полициантки в Вашей стране, но об этом несложно догадаться: в среднем приземистые кряжистые чумазые плосколицые брюнетки с телосложением "тумбочки", ненавидящие красоток и пошедшие в полицию от злости. Хотя на самом деле у них ума и вкуса может быть целый океан внутри, просто из-за невыигрышной внешности никто не ценит. Из-за этого они еще злее.
Далее, Вы несколько раз упомянули форменную одежду, но без детального описания. Судя по тому, что там "Чунга-Чанга", лето круглый год, и девушки парятся в одних трусах и лифчиках, на полициантках рубашка с коротким рукавом на голое тело и шорты или юбочка, а вместо колготок максимум носочки. Иначе сто потов сойдет, плеткой-то махать. Т.е. перед нами жирные голые ляжки и толстенькие округлые коленки (Вы упомянули, что полициантки недолюбливают худышек). Для нашего брата это как сочный шашлык по-карски прямо с огня. При виде таких конструкций любой из нас мигом становится сладкоголосым Орфеем.
Результат: не устоят Ваши весталки. Все закончится романтическим ужином в кафе (ну, или не закончится). Порка будет записана в протоколе, но не состоится. Единственный выход - доверить исполнение хмурому Степану: от него, может быть, не всякий откупится.

Я понимаю справедливое желание девушек, чтобы парням тоже влетало, но из Вашего текста видно, что в реале это не происходит: порку голых девушек все ходят смотреть, полицианток тоже, а что там с парнями происходит - это всем до фени, "подписано - и с плеч долой" (с). Как говорили древние, чего никто не видит, того никто не ценит.

"Буду рада продолжению общения на тему F/F порки)"

Если рады, то у меня, кажется, скоро будет чем Вас порадовать)