Девочка

[Сидоровой козы барабанщик]

Предуведомление.
Тема данного рассказа - эйджизм, наказание взрослой женщины девочкой.
Главная героиня является персонажем, созданным Линдой Шмидт, о ее жизни и приключениях можно прочитать здесь: https://vk.com/id446079327
Для данного рассказа образ героини использован с ведома и одобрения Линды Шмидт, публикуется здесь по ее предложению.

Действующие лица:
Фрау Агнешка

Гертруда

Анчи

Госпожа Эржебет


ДЕВОЧКА

Когда Белинде Шульц исполнилось тридцать, они с супругом расстались. Человека можно понять: он женился на озорной студентке, а потом оказался мужем не в меру серьезной профессорши, которая преподавала на факультете искусствоведения историю и культуру Франции. К тому же Белинда изрядно растолстела, стеснялась своей фигуры и потому постоянно носила широкие мешковатые штаны со строгим пиджаком, хотя в юности была очень женственна. И только на Рождество надевала платье – безразмерное, в пол, в котором выглядела много старше своего возраста.
После развода прошло восемь лет. Профессоршу коллеги по университету уважали и уговорили сходить на праздник Октоберфест, пообещав, что там можно взять безалкогольное пиво (профессор Белинда не терпела алкоголя). По этому случаю она вырядилась во взятое на прокат традиционное баварское платье дирндль и сфотографировалась с кружкой в руке. Эту фотографию она с гордостью выложила в соцсетях, чтобы ее не принимали за «синий чулок» и старушенцию, ведь ей было всего 38 – возраст расцвета для женщины.
Велико было ее удивление, когда ей пришло приглашение от венгерской киностудии сделать карьеру актрисы: по словам письма, их скауту понравилось лицо Белинды на фото, которое нашли очень фотогеничным. А почему бы нет? Она договорилась в университете, что на следующий семестр ей найдут подмену. Ее предупредили, что в Венгрии евро не в ходу: хотя страна входит в Евросоюз , там принимают только местные форинты, и Белинда нашла предложение венгерского банка о конвертации евро в форинты по выгодному курсу при открытии депозитного вклада под немыслимые для Евросоюза 12% годовых, если сумма вклада от 100 тысяч. Это были все ее сбережения, но рассчитывая на скорый и немалый заработок от киностудии, Белинда согласилась.
Будапешт Белинде понравился. Немного шумный, зато красивый город на берегах Дуная. В первый же день она осмотрела достопримечательности острова Маргит, побывала на площади героев, полюбовалась горой Геллер. А вот визит на киностудию разочаровал: это оказалась порностудия, где Белинде без обиняков предложили сниматься голой в откровенных сценах. Возмущенная, она молча ушла, хлопнув дверью.
Беда не приходит одна: банк, куда она вложила все свои сбережения, оказался ловушкой с Каймановых островов. В Венгрии его хорошо знали. В гостинице Белинде рассказали, что он проводил сомнительные операции: его использовали для расчетов торговцы оружием, похитители заложников и прочий темный люд.
Как же быть дальше? Вещи из гостиницы не выдавали, пока Белинда не рассчитается за проживание, возвращаться в университет до следующего учебного года бесполезно – там уже приступил к преподаванию человек, взятый ей на замену. Искать работу? Но до первой зарплаты надо как-то сводить концы с концами. В житейском смысле профессор оказалась непрактичной.
Девушка-администратор в гостинице посоветовала ей временную подработку кельнером в баварском ресторане: без знания венгерского языка это самое подходящее место. Во-первых, натуральный немецкий там будет кстати. А во-вторых, до первой зарплаты можно подъедаться за счет заведения, а чаевыми расплачиваться за проживание в отеле. Совет показался Белинде неплох. Записав адрес, она быстро нашла заведение.
Девушка-администратор, крашеная блондинка десятью годами моложе Белинды, немного знала немецкий и смогла с нею объясниться. Провела краткий инструктаж. Оказалось, что в меню баварские блюда, их названия указаны на венгерском и на немецком. Гости будут показывать на блюдо, а Белинда будет его подавать и потом приносить счет. Пиво же следует наливать из огромных кегелей, на которых по-немецки и по-венгерски написаны сорта. Обслуживающие официантки именуются кегельмедхен – девушка, обслуживающая кегель. Венгерские числительные и самые простые слова Белинда уже знала. Ей сказали приходить завтра к вечерней смене.
Пунктуальная немка пришла в аустерию заранее. Молоденькая, но строгая администратор велела обращаться к ней на Вы и называть фрау Агнешка. Она очень внушительно выглядела в строгом брючном костюме и с каменным лицом. Впрочем, с гостями заведения она была приветлива и всегда улыбалась.

Форменное платье Белинды с кокетливым белым передничком поначалу показалось 38-летней женщине слишком коротким: всего на ладошку ниже линии бикини. Она стеснялась своих пухлых белых ножек на фоне худощавых загорелых венгерок.

Но вскоре раздевалка заполнилась венгерками. Веселые, шумные, брюнетки и крашеные блондинки, двадцатилетние местные девахи-хохотушки, привыкшие все лето ходить в шортах, запросто, как в бассейне, раздевались и надевали платья, оставлявшие открытыми их загорелые ножки. При работе в зале, на обслуживании девушки колготки не носили, а вместо чулок полагалось натягивать на голую ногу белые гольфы высотой под колено.

Глядя на веселую беззаботность венгерок, и Белинда перестала стесняться, подумав, что это как на пляже, где все раздеты и никому дела нет до твоего телосложения.
По возрасту все кельнерши годились Белинде в дочери, но шутили и смеялись над ее бледностью и полнотой так, будто она сама им в дочки годилась. Впрочем, при появлении строгой фрау Агнешки разговоры и смех сразу прекращались: она этого не любила. Фрау Агнешка проверяла, чтобы гольфы были натянуты вровень, а также требовала показать ногти, высматривала укладку волос и вообще много придиралась по пустякам. Говорила она с кельнерами требовательно и даже грубовато, но венгерки принимали это как должное: так они представляли себе немецкую дисциплину, ресторан-то был баварской кухни.
Белинда в общем строю старалась помалкивать, да и венгерский язык она понимала плохо. К примеру, когда ей на грудь прицепили бейджик «Sulz» (к линейному персоналу полагалось обращаться по фамилии), ей все время хотелось прочитать это как «Зульц»: хотя она с академической добросовестностью подписалась на местную газету «Népszabadság» и штудировала ее со словарем, но привыкнуть к шепелявому венгерскому произношению никак не получалось. Да и мудреная венгерская грамматика профессорше все не давалась: очень уж венгерский язык не похож на другие европейские, кроме эстонского и финского.
Когда фрау Агнешка устремила ледяной взгляд на Белинду, придирчиво оглядывая ее с головы до пят, женщина ощутила внутренний трепет. «Не дрожи коленками, Шульц, - сказала начальница, - будь старательной и внимательной, чтобы мне не пришлось тебя наказывать». Таков был общий смысл, уловленный Белиндой из длинной венгерской фразы.
Потом Белинда втянулась в работу. Гостям-мужчинам нравилось разглядывать ее белые, без загара, голые бедра, так отличавшиеся от привычных чумазых от загара темноволосых венгерок. Девушки-посетительницы, окидывая Белинду презрительным взглядом, иногда грубили ей и грозили жалобами. Но в целом атмосфера Белинде нравилась: мягкое освещение, имитирующее падающий снег, постоянно звучащие венские вальсы, да и привычная баварская кухня с сочными колбасками и кнедликами. А то, что ей приходится стоять перед посетителями с голыми жирными ляжками и толстенькими коленками, постепенно перестало ей приходить в голову: вокруг сновали венгерки точно в таком же наряде и были им совершенно довольны.
Постоянные взбучки за неловкость от фрау Агнешки Белинда считала даже полезными для поднятия дисциплины. Однажды Белинда перепутала заказ. Фрау Агнешка, вся сочившаяся любезностью, долго и многословно извинялась перед гостями, обещая им за это поварской комплимент за счет заведения, после чего, не глядя на Белинду, коротко бросила: «Шульц, иди за мной». Когда зашли в служебное помещение, выражение лица фрау Агнешки сразу изменилось, а тон и взгляд стали ледяными: «Ты что себе, Шульц, позволяешь?!» Не дожидаясь ответа, фрау Агнешка размахнулась и влепила Белинде звонкую пощечину. Щека вспыхнула. Тут же фрау Агнешка влепила и вторую пощечину, с другой руки. Губы Белинды задрожали, на глаза навернулись слезы: «Пожалуйста, простите! Это больше не повторится!»
Фрау Агнешка смягчилась. «Хорошо, Шульц, - ответила она, презрительно взглянув на дрожащие от страха голые коленки Белинды, - но чтоб это было в последний раз!» Бросив еще один сердитый взгляд, она велела Белинде идти в зал и исполнять свои прямые обязанности.
С этого вечера фрау Агнешка в отношении мигрантки распускала руки регулярно. Всякий раз, когда она своим холодным взглядом окидывала Белинду и говорила «Шульц, подошла ко мне, живо!», она отвешивала ей пару пощечин. В зале красные следы от них выглядели румянцем, но при одной мысли, будто гости догадаются о ее унижении, Белинда приходила в трепет. Однажды, когда фрау Агнешка была особенно не в духе и закатила Белинде целый десяток пощечин, отхлестав с обеих рук, в помещение заглянула одна из венгерок. К следующей смене уже все девушки знали, что Шульц получает от фрау Агнешки оплеухи, что стало неисчерпаемой темой для шуток и острот в раздевалке, часть из которых Белинда, несмотря на слабое знание языка, хорошо понимала и это вынуждало ее склонять взгляд в пол. Девушки даже стали ябедничать фрау Агнешке на Белинду – не со зла, а просто для  смеха, понимая, что после этого «Шульц влепят пару пощечин и она с красными щеками пойдет столы катать, ха-ха», что казалось им весьма забавным, а Белинде обидным.
Фрау Агнешка невзлюбила новенькую. Ей казалось, что 38-летняя университетская профессорша слишком много о себе воображает. Юных девах она воображалами не считала и потому придиралась к ним намного меньше.
Наконец, фрау Агнешке представился случай рассчитаться с «зазнайкой» и, как она полагала, поставить ее на место. В тот вечер Белинда работала на обслуживании банкета. Без знания языка тут ей приходилось сложнее, чем при работе с двухязычным меню, поскольку к ней часто обращались с устными заказами, а на слух она их понимала плохо, и это раздражало разогретых алкоголем гостей. В конце концов дело закончилось вызовом фрау Агнешки. Она улыбалась гостям, растянув рот до ушей. Пообещала, комично приложив руку к груди, что кельнер непременно будет наказана. После чего бросила на ломаном немецком: «Schulz, du gehen mit mich!», отчего у Белинды внутри похолодело. Когда шли в подсобку, фрау Агнешка бросила встречной кельнермедхен: «Мольнар, быстро собери остальных». Собрались.
Фрау Агнешка деловито заявила: «Поторопимся, гости ждут». Презрительно окинула взглядом полумертвую от страха Белинду, коротко и тихо велела: «Шульц, на себя посмотри, неряха!». Белинда только удивленно распахнула глаза, боясь сказать хоть слово и демонстрируя непонимание. Фрау Агнешка размахнулась и влепила пару пощечин, после чего злобно рявкнула: «Гольфы подтяни!» Белинда подровняла немного сползшие гольфы под смех венгерок. А когда разогнулась, увидела, что фрау Агнешка делает нечто странное – вытягивает из брючных шлёвок ремень. Широкий, с ладонь, черный, из натуральной кожи, он очень шел к ее костюму.
Однако, вытащив ремень, фрау Агнешка дальше раздеваться не стала, а сложила его вдвое и шумно шлепнула им по столу. «Подошла ко мне! Если по-хорошему не понимаешь, Шульц, будем тебя воспитывать». И снова послышался смех венгерок. Обычно фрау Агнешка недолюбливала, когда подчиненные шутили и смеялись, но в данном случае обрывать их не стала. Кривя губы в презрительной усмешке, она разглядывала голые ноги наказуемой: они покрылись мурашками от страха. «Что, Шульц, струсила? Ложись животом на стол» - она показала жестом руки, что требуется от Белинды. Потом объяснила, что Белинда должна спустить трусы до колен, выпрямить ноги ровно и задрать платье сзади, закинув подол себе на спину. Нехорошо улыбаясь, полукругом обошла сзади Белинду, больно дважды шлепнула ладошкой по голым бедрам, чтобы держала ноги ровнее, размахнулась ремнем и от души вытянула Белинду по голому заду, что вызвало взрыв хохота присутствующих.
Белинда закусила губу, чтобы не закричать. Но тут же последовал второй удар ремня. Белинда вздрогнула, но разогнуться не посмела. Третий удар последовал поверх первого, так что из глаз Белинды брызнули слезы. После четвертого она вскрикнула. Пятый заставил ее дернуть ногой. Тогда фрау Агнешка хлестнула ее ремнем по голым бедрам. Белинда мигом сообразила, что ей придется идти в зал в коротком форменном платье, с открытыми голыми ногами, и красная полоса от ремня фрау Агнешки будет всем заметна. Поэтому она решила быть терпеливой и более не сердить фрау Агнешку.
Та тем временем, покрутив ремень полупетлей в воздухе, влепила пятый удар. Отвела руку, размахнулась, вытянула Белинду по голому заду еще. Наказуемая не выдержала, выгнула спину. «Стой ровно, колбаса немецкая!» - злобно выкрикнула фрау Агнешка. Девицы опять захихикали, выражая одобрение начальнице. Седьмой удар оказался таким звонким, будто разбили блюдце. Голые ноги Белинды уже заметно дрожали. Это заметила фрау Агнешка: «Не тряси ляжками, Шульц, - деловито заметила она, - а то по ним тоже взгрею». Восьмой удар Белинда перенесла стоически, не вздрогнув. Фрау Агнешка это заметила и в девятый раз ловко ударила по тому же точно месту, так  что Белинда зашипела от боли. Фрау Агнешка помахала ремнем и, примерившись, впечатала в голую плоть десятый удар, будто гвоздь забила. Удар был так хорош, что вызвал у девушек аплодисменты.
Но он оказался не последним. Фрау Агнешка на этот раз мощно, как теннисистка, размахнулась, вытянув руку во всю длину, и смачно плюхнула по обнаженному телу подчиненной. Белинда, стараясь вести себя достойно перед юными девушками, тихо простонала. Фрау Агнешке это не понравилось. Что-то злобно произнеся – должно быть, венгерское ругательство, она вложила в следующий удар ремня всю силу, так что Белинда подпрыгнула. Всыпав дюжину, фрау Агнешка сообразила, что гости, действительно, ждут. Она строго указала тонким и длинным, как учительская указка, пальцем в угол: «Шульц, встань туда!» Белинда, неловко перебирая коленками с болтающимися на них спущенными трусами, послушно проковыляла и встала в угол. Опустить подол платья фрау Агнешка ей не разрешила, так что остался виден вспухший, с красными полосами от ремня, выпоротый голый жирный зад. Энергично жестикулируя, фрау Агнешка втолковала наказанной, что она должна держать руки по швам, а ноги ровно и вытянутыми по стойке «смирно»: пятки вместе, носки врозь, коленки прижаты друг к другу. Девушкам велено было идти в зал на обслуживание и одна из них, проходя мимо, звонко шлепнула ладошкой по выпоротой заднице немки, от чего остальные засмеялись.
С этого дня Белинда не раз получала порку ремнем от фрау Агнешки, после чего приходилось подолгу стоять носом в угол, придерживая коленками спущенные трусы, а локтями задранный подол. Венгерки не упускали возможности заглянуть в раздевалку, подходили сзади и вроде как в шутку, но больно щипали голые ляжки наказанной: им было смешно, что она не смеет оглянуться, а ее беззащитность и собственная безнаказанность им нравились.
Но в какой-то момент и фрау Агнешке это надоело. Однажды, придя на смену, Белинда с удивлением увидела в раздевалке высокий кувшин с водой, из которого торчали длинные прутья. Когда все собрались, фрау Агнешка, закончив с обычным инструктажем и проверкой внешнего вида кельнеров, покосилась на Белинду, показала на прутья и очень холодным строгим голосом прозвенела: «Это розги для Шульц. Ремня ей мало.» Как потом поняла Белинда, прутья намокали в соленой воде, чтобы обрести гибкость и упругость. Всю смену она ходила как на ватных ногах, испуганно заглядывая в глаза гостям и боясь вызвать с их стороны малейшее недовольство. Ее голые ноги мелко дрожали, выдавая страх. Фрау Агнешка напротив была довольна. Поэтому в конце смены, когда все зашли в раздевалку, при всех сказала: «Шульц, останься». Остальные ушли, а фрау Агнешка поставила перед Белиндой, которой велела остаться в форменной одежде, тазик и швырнула грязную тряпку: «Сегодня ты была вялая, как сонная муха, а в нашем заведении так не принято. Вымой пол, это тебя взбодрит».
Пока Белинда, согнувшись в три погибели, протирала тряпкой пол, фрау Агнешка, со вкусом потягивая кофе, наблюдала за ней. Ей нравилось, что женщина намного старше нее стоит кверху задом, растопырив полные голые ноги. «Шульц, не вздумай гольфы испачкать! – строго пригрозила она, - а то выпорю. И пошевеливайся живее». Когда Белинда закончила работу, фрау Агнешка не поленилась проверить качество мытья, нашла на полу разводы и, приказав Белинде встать по стойке смирно, не отказала себе в удовольствии отхлестать ее мокрой тряпкой по щекам. Довольна осталась, как ни странно, и Белинда: как бы там ни было, фрау Агнешка не стала наказывать ее розгами.
Вот так, выполняя унизительные задания от фрау Агнешки (та приказывала вымыть то лестницу, что в коротком платье без колготок было еще неудобнее, ибо пока она светила своими «окорочками», по лестнице то и дело под разными предлогами зачастили ходить мужчины, то туалет, то облепленную присохшим жиром кухню), Белинда день за днем ухитрялась избежать ожидаемой и страшной порки розгами. Фрау Агнешка придиралась и грубила, делала замечания с пощечинами («Шульц, сколько можно светить своими трусами! Нагибайся так, чтобы их было не видно!»), однако она была строга, но справедлива и положила себе за правило никого не наказывать без вины, как бы ей ни хотелось.
Однажды Белинда должна была обслуживать стол, за которым с родителями разместилась развязная девочка с избалованным капризным лицом, в желтых брюках и джемпере с улыбающимся Микки-Маусом на пузе. Согласно инструкции, Белинда предупредила гостей, что здесь пивной ресторан и посещение его с детьми не рекомендуется. Ей ничего не ответили. Папаша девочки бесцеремонно разглядывал голые коленки кельнерши, его супруга равнодушно смотрела в пространство, девочка недовольно скривилась.


В служебном помещении Белинда подошла к начальнице: «Фрау Агнешка, разрешите мне, пожалуйста, не обслуживать столик с девочкой». Фрау Агнешка кивнула: «Хорошо, Шульц». Правила заведения разрешали кельнерам отказываться обслуживать стол для предотвращения конфликтных ситуаций. «Эй, Фаркаш, - окликнула она проходившую девушку-кельнера, - обслужи столик, где девочка сидит» - «Хорошо, фрау Агнешка», отозвалась девушка. Казалось, что на этом инцидент исчерпан.
Но это только казалось. Когда Белинда проходила мимо их столика, девочка окликнула ее: «Эй, ты!» По правилам заведения, кельнер должна была отзываться на каждый вызов со стороны гостя. Изобразив вежливую улыбку, Белинда подошла и произнесла давно заученную венгерскую фразу, означавшую «Вы что-то хотели?» Но девочка бесцеремонно показала на ноги Белинды: «Чего у тебя колготы такие тонкие? Сколько ден?» Белинда улыбнулась шире: «Вы ошиблись, это не колготки, а гольфы». «Без тебя вижу, дура, - еще больше рассердилась девочка, - выше гольф что  у тебя?» - «Это уже голая нога», продолжая улыбаться, вежливо ответила Белинда. «У тебя что, на колготки денег нет? Ладно, пошла отсюда» - и девочка уткнулась в свой телефон.
Ох, и не хотелось же Белинде в тот вечер проходить мимо этого столика еще раз! Но служебные обязанности заставили. Она шла с полным подносом пива. И противная девчонка пребольно ущипнула ее сзади за голую ногу выше колена. Белинда растерянно оглянулась, девочка демонстративно смотрела в другую сторону. Тем временем поднос наклонился, и пиво потекло из кружек прямо на форменное платье Белинды. Не чуя под собою ног, она примчалась в служебное помещение, надеясь незаметно проскользнуть в раздевалку и там переодеться. Ее встречала разгневанная фрау Агнешка: она как раз сидела перед монитором, на который шло изображение с камер наблюдения.
Тем временем из зала доносился визгливый голос мамаши. Ее быстрых венгерских фраз Белинда не понимала, но общий смысл ясен: она не позволит испортить праздник ее доченьки. Для убедительности мамаша стучала кружкой по столу, будто требовала добавки. «Иди за мной, Шульц», - коротко сказала фрау Агнешка. Обе поспешили в зал. Когда подходили к скандальному столику, фрау Агнешка улыбалась так широко, что казалось, будто у нее шевелятся уши. Белинда сохраняла внешнее спокойствие: знала, что при гостях фрау Агнешка ее не ударит. Каков же был ее ужас, когда на заверения фрау Агнешки, что кельнер будет сегодня же строго наказана, девочка принялась расспрашивать, какое именно будет наказание. Фрау Агнешка не растерялась. Она ласково предложила девочке пройти с ними и посмотреть самой. Родители не возражали. Фрау Агнешка, продолжая умильно улыбаться, взяла ребенка за руку и повела с собой, бросив ледяной взгляд Снежной королевы на обмершую Белинду. По дороге тихо сказала встречной девушке-кельнеру: «Хегедюш, собери всех в раздевалке, быстро». 
Когда все собрались, фрау Агнешка усадила девочку в удобное кресло и спросила, как ее зовут. Имя девочки оказалось Анчи. Больше вопросов не было. Фрау Агнешка снова улыбнулась мудрой улыбкой доброй волшебницы и хитро подмигнула девочке, будто приглашая ее сыграть в интересную игру. Хищно, как кошка, она пружинистой походкой подошла к потерявшей голову от страха Белинде, размахнулась и влепила ей с обеих рук одну за другой восемь пощечин, звонких, будто винтовочный выстрел. После чего взвизгнула: «Шульц! Негодная немецкая свинья, ты что натворила?! Сделала пивную лужу прямо в зале, при гостях!» Белинда, с вишневыми от пощечин щеками, молча смотрела распахнутыми от ужаса глазами и блеяла что-то вроде «пожалуйста, простите...» Из последовавшего потока венгерских слов она разобрала только «birka rendben», что означало долбаную овцу, но не в зоологическом смысле, а в ругательном.
Умолкнув, Фрау Агнешка еще какое-то время сверкала глазами, всем видом излучая гнев, а потом ухмыльнулась гадкой улыбкой гарпии и строгим голосом спросила обмершую от нехорошего предчувствия Белинду: «Ты хотя бы понимаешь, Шульц, какое наказание тебя ждет?» Белинда, потеряв дар речи, кивнула, хотя понимала не до конца. «Тогда приступим» - фрау Агнешка деловито сняла и повесила на спинку стула жакет, не спеша подошла к кувшину, вытянула из него длинный прут, встряхнула – от него полетели брызги. Со свистом помахала в воздухе, проверяя гибкость. Розга оказалась приятно упругой в руке. Взяв ее обеими руками, фрау Агнешка повернулась к Белинде.

     

Велела встать на колени и просить прощения перед девочкой и всем коллективом. Надеясь ее разжалобить и избежать наказания, Белинда встала голыми коленями на прохладный пол и постаралась как можно вежливее попросить прощения, пообещав, что больше такое не повторится. Ее корявый венгерский вызвал улыбки. Фрау Агнешка схватила виновную за ухо, очень больно вывернула и потащила к столу. Велела: «Укладывайся, Шульц». Белинда уже знала, что по этой команде она должна улечься животом на стол, спустить трусы до колен и задрать сзади подол платья, обнажив зад. Она быстро выполнила всю процедуру и склонила вниз заплаканное лицо.
Воцарилось молчание. Все ждали. Белинда, тяжело дыша от волнения, застыла в постыдной позе с выставленным голым задом в ожидании наказания. Вспомнила, что во время наказания ноги ей полагается держать ровно, выпрямила их. Фрау Агнешка, взмахнув прутом, внезапно искривив лицо злобной гримасой, вытянула Белинду по голому заду. «Считай!» - теперь ее интонации звучали не кошачьим мурканьем, как она разговаривала с девочкой Анчи, а собачьим лаем. Белинда, вздрагивая от каждого хлесткого удара, выкрикивала одно за другим венгерские числительные. Фрау Агнешка и не думала останавливаться. Она стегала и стегала, покрывая наказуемую часть тела быстро вспухающими пересекающимися полосами. Увидев, что прут от ударов разлохматился, фрау Агнешка брезгливо бросила его на пол: «Потом здесь приберешь, корова немецкая!»
Слезы текли из глаз Белинды в три ручья. Это сердило фрау Агнешку: «Что ты ревешь, Шульц?» - и тут же, обойдя спереди, хлестко закатила еще пару звонких пощечин. Взяв вторую розгу и помахав ею в воздухе, фрау Агнешка продолжила наказание. Белинда, вопреки запрету, сучила ногами, барабанила ими в пол, дергалась и, как лошадь, мотала головой из стороны в сторону. Она уже досчитала до пятидесяти. Фрау Агнешка опять бросила розгу на пол. Остановилась, призадумалась. «Вот что, Шульц. Встань, но трусы пока не надевай.»
Белинда медленно разогнулась, поднялась, расставила ноги пошире, удерживая трусы на уровне колен. «Возьми розги, подай их Анчи и попроси вежливо, на коленях, чтобы девочка тебя наказала» - со злорадной усмешкой фрау Агнешка четко произносила венгерские слова, чтобы наказуемая все поняла. Белинда послушно взяла кувшин с розгами, забавно семеня (чтобы не уронить трусы), подошла к Анчи, бухнулась на колени, протянула ей розги: «Пожалуйста, накажите меня». Девочка, подражая фрау Агнешке, издевательски криво усмехнулась: «Как тебя наказать?» - «Я прошу меня высечь розгой», волнуясь и судорожно сглатывая, сгорая от стыда, произнесла Белинда непростую для нее венгерскую фразу. Девочка вытащила самый толстый прут, со свистом, будто шпагой, рассекла воздух и указала розгой на стол: «Становись!»
Фрау Агнешка, продолжая улыбаться, посторонилась. Она была довольна. Когда Белинда встала в прежнее положение, Анчи с важным видом подошла к столу и, продолжая копировать фрау Агнешку, мерзко искривив лицо, принялась изо всей силы стегать женщину. Получалось слабовато, и это злило девочку. Она догадалась стегать точно по рубцам, оставшимся от предыдущей порки – так было больнее. Считая удары, Белинда выла и рыдала в голос. Зареванное лицо было перемазано потекшей косметикой. Венгерки приутихли: происходящее стало вызывать чувство страха и сочувствие к наказуемой, казалось, еще немного – и девушки вмешаются, потребуют остановить жестокое истязание, но всякий раз, когда Белинда поворачивала к ним перемазанную мордашку, они невольно прыскали от смеха: уж очень забавно ее лицо выглядело.
Девочка делала перерывы только чтобы взять свежую розгу. После сотого удара она обернулась и растерянно сказала: «Дальше ста считать не умею, вдруг эта овца меня обманет!» - и все громко засмеялись. «Овце» приказано было встать в угол, остальным идти по рабочим местам. Куда-то процокали каблучки фрау Агнешки, потом она вернулась: стоя носом в угол, Белинда по кондитерскому запаху догадалась, что начальница приносила пирожное для Анчи. Пока девочка-сладкоежка его уплетала, она присматривала за Белиндой, чтобы та держала ноги ровно и не шевелилась. Поскольку ноги наказанной от колен и выше были голые, малейшие вздрагивания сразу становились заметны, девочка всякий раз ябедничала и фрау Агнешка больно шлепала Белинду по высеченному заду.
Наконец, девочке позвонили заждавшиеся родители. Убегая в зал, она еще раз звонко шлепнула стоящую в углу взрослую женщину – так сказать, от себя, по голому заду, и вприпрыжку побежала к своим.
«Теперь, Шульц, одевайся, приведи себя в порядок, прибери здесь и марш работать. Отныне наказывать тебя буду, как сегодня. Постарайся этого не допускать», - фрау Агнешка повернулась и ушла. Колыхнулась занавеска. Рабочая смена продолжалась. Надо было умыться, расчесаться, поправить одежду и убраться в раздевалке, где по всему полу валялись обломки прутьев, дабы избежать повторного наказания, но и не мешкать, ибо в зале ждут гости, которым надо нести аппетитные закуски и очаровательно улыбаться.
И Белинда сделала это. Превозмогая себя и постоянно напоминая  самой себе, что она прежде всего женщина, и притом достойная, красивая женщина, Белинда вытерла лицо (потекшую тушь, слезы, а если уж всю правду говорить, то и сопли), сходила в туалет, еще раз вытерла лицо – теперь уже как следует, наложила тональный крем, перекрасила ресницы, губы, поработала с бровями, посмотрела на себя так и эдак, отступив от зеркала, посмотрела на гладкие голые бедра на фоне короткого подола-юбочки от роскошного форменного платья, искрящейся в ярком освещении ткани, - эгегей, да вы стильно выглядите, мэм! Заигравшись перед изображением, Белиндочка задрала подол мини-платья (а ведь еще только что казалось, будто выше некуда!) и, увидев в зеркальном отражении белую полосочку шелковых трусиков, мысленно поздравила себя: да какие наши годы!
Рабочая смена закончилась без приключений: Белинда мило улыбалась гостям заведения, те улыбались ей, а обволакивающая бархатная атмосфера уюта в заведении делала жизнь прекрасной и удивительной. Страшное и унизительное осталось позади.
Закончив смену, несколько приунывшая – вспомнилась боль в высеченном заду - Белинда притащилась к месту ночлега. Ночь плакала вместе с нею ледяным дождем. Тоскливо, в тон грустным мыслям, подвывал холодный ветер.
Легла спать. Проваливалась в кошмары, радостно просыпалась под впечатлением, что заодно с ночным кошмаром окажется сном и давешняя позорная публичная порка, но первый же поворот на бок, всколыхивая болью в высеченном заду, моментально возвращал в реальность. Не только в реальность воспоминаний – это ладно бы; у кого нет неприятных воспоминаний? – хуже того: в реальность грядущего. Ведь было обещано фрау Агнешкой, что в случае новых проступков телесные наказания на глазах юных венгерок не прекратятся, как же быть? Выход только один: безропотное послушание.
Да и не дураками же, в конце концов, стандарты обслуживания прописаны; и уж тем паче не ради того, чтобы осчастливить желания фрау Агнешки. Других же кегельмедхен не подвергают телесным наказаниям! Чем же она, профессор Белинда Шульц, хуже? Если бы она хорошо работала, ее бы не наказывали. Надо стараться! 
Тут, как назло, противно протрезвонил будильник. Профессор Шульц сердито выключила его, аккуратно, чтобы не затронуть пострадавшие от порки места, перевернулась на противоположный бочок, лицом к расписанной глазурью казенной стенке номера от отельера.
Расслабленная утренней свежестью мысль ухоженной по европейским стандартам образованной дамы приятным ручейком потекла дальше.
А что, если бы профессор Белинда Шульц стала вести себя примерно? Почему бы нет! Натуральный немецкий, безупречная укладка, макияж, брови, маникюр... Да здешние девахи даже не представляют, сколько все это стоит, не говоря о понимании стиля! Деревня, задворки Европы... И тут в очередной раз некстати вспомнилось, как деревня Европы надрала фрейлейн ее пышную задницу. Ох-ох-ох. И под аккомпанемент этих противоречивых размышлений самолюбивая икона стиля перенеслась к месту службы, где ожидал внезапный сюрприз.
Прямо от дверей ресторанная хостес, австриячка Гертруда Майер (всеми, впрочем, приветствуемая запросто как Герта, с неизменной малиновой улыбочкой на пухлых щечках), своим вечно-мелодичным голоском пропела Белинде приказ управляющей заведением подняться на второй этаж. Дисциплинированная Белинда, переодевшись в форменную одежду, поднялась и постучала.
В глубоком, похожем на королевский трон, кресле, покоилось ухоженное, одетое в дорогой костюм тело управляющей заведением Эржебет Лошонци. За глаза персонал называл ее графиней Батори – не столько из-за сходства имени, сколько за крепкую строгость к юным девушкам.

Кто из девушек не трепетал перед суровым нравом Эржебет «графини Батори» Лошонци, управляющей заведением! 
Всякая, кому доводилось, например, мыть пол в кабинете управляющей, или на лестнице, ведущей на второй этаж, испытывала на себе ее требовательный взгляд и строгие указания. Белинда не была исключением, и ничего хорошего для себя не ожидала. 

За длинным столом для заседаний восседала лишь одна фигура – администратор Агнешка Ковач, вся вытянутая в своем форменном черном костюме, как человек в футляре у русского то ли писателя, то ли актера Михаила Чехова (профессор Белинда Шульц, по правде сказать, не читала по-русски; кроме материалов для своих лекций, она почти совсем ничего не читала, но фраза «человек в футляре» ей запомнилась).
Вежливо поздоровавшись с госпожой Эржебет и фрау Агнешкой, Белинда вошла. Эржебет недобро взглянула и сказала: «Подошла ко мне!» Мысленно приготовившись к пощечинам, Белинда подошла. «А ты, Ковач, встань-ка с ней рядышком». Фрау Агнешка подошла к Белинде. Госпожа Эржебет каким-то будто усталым голосом произнесла: «Итак, объясни мне, Ковач, как ты допустила постороннего человека в служебное помещение. Даже привела за руку. Разве ты не знаешь, что у нас это запрещено? Ну?» Фрау Агнешка побледнела, по-рыбьи молча открыла рот и вытаращила глаза. «Тогда так. Я хочу поменять вас местами. Ты, Ковач, с сегодняшнего работаешь у нас кегельмедхен. А ты, Шульц, заменишь ее в качестве администратора». -  «Но, госпожа Эржебет, я не справлюсь! У меня нет для этого навыков и знаний!» - «Подзывай и расспрашивай Ковач, она тебе все объяснит. И хватит нести чушь, пошли обе вон отсюда – переодеваться и по местам», - отрезала госпожа Эржебет.
Обе девушки молча пошли в раздевалку, подобрали себе костюмы по размеру и переоделись. Окинув взглядом с ног до головы новую кегельмедхен Ковач, фрау Белинда усмехнулась: «гольфы подтяни поровнее, Ковач. Выглядишь, как неряха», - нарочно сказала по-немецки. Выполнив команду, Ковач робко спросила: «Разрешите мне идти в зал, фрау Белинда?» - «Не спеши, Ковач. Ты видишь эти розги? Ты приготовила их для самое себя. Поняла?» - «Да, фрау Белинда, я Вас поняла». – «Что ты поняла, дура безмозглая? Я еще не все сказала. Как только провинишься, я тебя выдеру перед всеми. Голую», - фрау Белинда опять улыбнулась. «Но... фрау Белинда, - Ковач судорожно сглотнула, ее голые коленки заметно задрожали от страха, - я же никогда не наказывала Вас голой!» - «А я тебя буду», - Белинда перестала улыбаться. По голым бедрам Ковач прошла судорога.
И тут, на самом интересном месте, Белинда проснулась. Проклятье! Она, оказывается, опять уснула и проспала! Бегом на работу! Второпях одевшись и приведя себя в порядок, профессор Шульц ринулась в заведение, которое уже привыкла считать своим. Хостес Герта щебетала: «Привет, Линдхен! Фрау Агнешка раз десять уже тебя спрашивала!» Словно тень, проскользнув в раздевалку, Белинда переоделась в форменную одежду кегельмедхен и быстрыми шагами прошагала в зал на обслуживание. Час от часу не легче! Прямо против нее сидела компания соотечественниц – студенток из Германии. Одна из них взглянула на Белинду: «Ой, смотрите! Вылитая наша профессор Шульц! Только та злюка, я ей экзамен с третьего раза еле сдала, а эта вон как улыбается. Давайте сфоткаемся с ней и всем скажем, будто она и есть наша профессорша». Идея нашла поддержку: «И правда похожа!» Одна из девушек выкрикнула на ломаном венгерском: «Эй, ты! Ходить сюда!» Белинда, улыбаясь, подошла. Девушки обступили ее со всех сторон, а одна из них сделала несколько снимков. 
На плечо Белинде нежно легла чья-то ладонь. Обернувшись, она увидела перед собою фрау Агнешку, которая умильно улыбалась гостям: «Извините, мне придется ее у вас похитить. Я пришлю к вам другую кегельмедхен. А ты, Шульц, иди за мной».
Вошли в раздевалку. Влепив Белинде с размаху две пощечины, фрау Агнешка ледяным тоном спросила: «Ну, Шульц, как тебя следует наказать за опоздание?» Глубоко вздохнув, закрыв глаза от страха и заикаясь от волнения, Белинда быстро, чтобы не передумать, произнесла: «Фрау Агнешка, выдерите меня, пожалуйста, сегодня после смены перед всеми голую. И поставьте так в угол». Открыла глаза. Лицо фрау Агнешки осталось неподвижным. «Хорошо, Шульц, я над этим подумаю. А пока что иди работай».

[Эмилия]

Отличный рассказ. Просто айс. Много чудесной порки взрослой зарвавшейся дамочки. А уж от девочки - вообще круче всего)

[uttu]

Отличный рассказ. Просто айс. Много чудесной порки взрослой зарвавшейся дамочки. А уж от девочки - вообще круче всего)

Присоединюсь. Вот это интересно (в отличии от того же "Обретенный рай" с другого форума). Раскрыто литературно так, что даже для того, Кто - "не моя эта Тема" приятно прочесть.

[Hirsent]

ну, восстановим историческую справедливость: вся вторая половина рассказа Au Pair написана Сидоровой козы барабанщиком, но я при публикации не придумала, как это обозначить, не зная, захочет ли он условной публичности

[Julia Steinwasen]

ну, восстановим историческую справедливость: вся вторая половина рассказа Au Pair написана Сидоровой козы барабанщиком, но я при публикации не придумала, как это обозначить, не зная, захочет ли он условной публичности

Если есть желание, можно перед текстом написать, что у рассказа 2 автора.
Или разделить его на две части. В той части, которую написал другой автор, можно поменять имя.

[Сидоровой козы барабанщик]

ну, восстановим историческую справедливость: вся вторая половина рассказа Au Pair написана Сидоровой козы барабанщиком

Спасибо, очень приятно.
Но ты как-то слишком расщедрилась, пожаловав меня чуть ли не в соавторы.  Если уж восстанавливать историческую справедливость, я тебе напомню, как дело было.
Идея и сюжет рассказа были твои, главная героиня тоже (она, кстати, фигурирует и в обсуждаемом моем рассказе: да, это она же), все действующие лица придуманы тобой. Больше того, я впервые прочитал этот рассказ, когда он был уже тобою опубликован в готовом виде. Какой же из меня соавтор?
Я позволил себе его переписать, при этом он по объему вырос примерно втрое. Ты одобрила, но окончательная редакция была опять же твоя (я предлагал удалить мужчин из сюжета, потому что люблю, чтобы девушек наказывали девушки, ты в итоге отвела им компромиссную роль зрителей, видимо, посчитав, что одна девушка дополнительно унижает другую, пригласив мужчин посмотреть порку), т.е. как ни посмотри, рассказ целиком твой. Можно где-то в комментариях к нему или в предисловии написать, что я был в составе твоей творческой команды.
Вот теперь историческая справедливость восстановлена 

[Kuno]

Предуведомление.
Тема данного рассказа - эйджизм, наказание взрослой женщины девочкой.

Добрый день. Должен уточнить: "эйджизм" - это все-таки "дискриминация человека на основании его возраста", совсем не обязательно - старшего. Т.е. когда детям говорят, что "вы - еще маленькие, вам слово не давали", это тоже "эйджизм".

Сам я к подросткам в качестве верхних персонажей, отношусь с глубокой нежностью. Что правда, если тематические отношения происходят с их ровесниками (ровесницами). Но вот до пары младший верх / старший низ лично я как-то еще не созрел, трудно себе представить.

Хотя в тематической литературе несколько примеров таких отношений уже есть, так что вы не одиноки.

Позволю себе напомнить, что даже в самые строгие цензурные времена, в 1960-1970е годы, на советском телевидении появились фильмы "Дубравка" и "Чужие письма" на эту тему. В первом из них рассказывается о любви девочки-подростка ко взрослой женщине: девочка ее ревнует и пытается наказывать ее ограничением круга общения. Во втором еще глубже: школьная учительница влюбляется в свою ученицу (школьницу) и поселяет ее в своей квартире, где та включает пси-доминацию, берет личную жизнь учительницы под контроль, сажает практически под домашний арест, контролирует личную переписку, запрещает встречи и т.д.
Мы не привыкли так вспоминать о советских телефильмах, но они лежат в открытом бесплатном доступе, любой может посмотреть и проверить достоверность моего пересказа.

Поэтому тема эйджизма, наказаний взрослой женщины со стороны девочки, на мой взгляд, находится в пределах допустимого, если не имеет педофилической окраски (в обсуждаемом случае не имеет).

Совсем не понимаю, где в таком раскладе можно вообще вставить эту самую "окраску".

[Сидоровой козы барабанщик]

Должен уточнить: "эйджизм" - это все-таки "дискриминация человека на основании его возраста", совсем не обязательно - старшего.

Верно.

в тематической литературе несколько примеров таких отношений уже есть, так что вы не одиноки.

Далеко не одинок.

Причем не только в тематической литературе.

"А глядишь, наш Мирабо
старого Гаврило
за помятое жабо
хлещет в ус и в рыло"
(с)

Да и у тематических авторов встречалось, хотя бы и у маркиза де Сада например.
Старо, как мир, я бы сказал.

Совсем не понимаю, где в таком раскладе можно вообще вставить эту самую "окраску".

Не столько вставить, сколько обнаружить. Сейчас это модно: обнаруживать педофилию семо и овамо, даже там, где на нее и намека нет.
Если вопрос именно о сюжете фильма "Чужие письма" (там, кажется, актриса Купченко в роли училки), там училка купает школярку голую в ванне. По тем временам норм (я еще застал общественные районные бани, где в мужских отделениях из одежды носили разве что усы, а в женских, насколько понимаю, обходились и без этого), но сейчас подобные сцены табуированы

P.S. За отзыв спасибо.