Вредная Зинка

[Mih]

Вредная Зинка

Ранним воскресным утром почтенное семейство - Пётр Петрович со своей дорогой супругой Аделькой и любимой тёщей Клавдией Ивановной, блаженно щурясь на весеннем солнышке, отправилось на Сенную совершать шопинг. После того, как крупные торговые сети в пылу конкурентной борьбы сожрали друг друга, а их останки с хрустом доедали всяческие сомнительные конторы, Сенная вновь расцвела ларьками. И снова, как когда-то в уже полузабытые времена, пригодился навык вдумчивого, серьёзного посещения стихийного рынка в поисках наиболее дешёвой гречи, сахарного песка, а если повезёт, то и шпрот или маринованных патиссонов.

Лёгкий ветерок приподнял и без того коротенькую Аделькину юбку, и та, почувствовав бодрящий холодок, хихикая, завиляла попой. Трусы у неё отсутствовали - то ли из экономии, то ли по причине лёгкой забывчивости, а скорее всего, просто из хулиганства. Шедший чуть позади Пётр Петрович не удержался и облизнувшись, при всём честном народе схватил свою жёнушку за задницу.

Тут же, откуда ни возьмись, нарисовалась вездесущая Зинка - жутко вреднющая бабёнка неопределённого возраста, суетливая и визгливая. Она была здесь чем-то вроде гения места, эдакой нимфой-голодранкой, идеально соответствовавшей нынешнему духу Сенной. Зинка резко дёрнула Петра Петровича за подтяжки и заверещала на всю округу: "Караул, насильничают!" Немедленно появился городовой - огромный, с пышными усами, в фуражке с блестящим козырьком и модном нынче мундире под старину. Он больно схватил Зинку за ухо и оглушительно рявкнул: "Чаво блажишь?!" Та, извиваясь, запищала: "Ой, видели-видели-видели! Ой, все-все-все видели!" и показала пальцем на задранную Аделькину юбку. Городовой отпустил Зинкино ухо и грозно вытаращил глаза: "Хто енто сделал?!"

Пётр Петрович с глупой улыбкой развёл руками и, развернувшись, обречённо побрёл в сторону гауптвахты. Что-либо тут объяснять было совершенно бессмысленно. Там он стянул подтяжки, приспустил штаны и, вздохнув, привычно обнял стоявший напротив здания столб. Засвистели розги - наконец-то по новым законам большая часть проступков подлежала наказанию прямо на месте, без излишней судебной волокиты. Кусочек площади перед гауптвахтой плотно обступила толпа. Бабы и девки, пробившись поближе, с удовольствием разглядывали покрасневшие под розгами мясистые ягодицы.

Мокрые прутья безжалостно впивались в тело. "Так его, болезного, так его, любезного!" - раздавались голоса. Какая-то смешливая бабёшка прямо посреди толпы задрала подол, хвастаясь своей расписанной розгами задницей и рискуя быть облапанной множеством рук. Неожиданно под ноги экзекуторам метнулась сухонькая морщинистая бабка и, извернувшись, резво схватила Петра Петровича за болтавшуюся мошонку. На хитрющей её мордочке расплылась блаженная улыбка.

Заполошная Зинка была уже тут как тут. "Ой, да что же вы его, изверги! Она ж сама виновата, голожопая!" - завизжала негодница, больно ткнув пальцем под ребро незадачливую супружницу. Корчившая Петру Петровичу обидные рожицы Аделька хихикнула и, обернувшись к толпе, сделала книксен. Затем она покорно сунула руки и голову в отверстия колодок, находящихся рядом со столбом, и призывно выпятила задницу. Юбка же с радостью задралась сама. Расплата не заставила себя ждать. Сколько тут было веселья! Растопыренная Аделька виляла под розгами задом, мужики восхищались открывшейся картиной, а бабы откровенно злорадничали.

Вот следом подошла Аделькина мамаша и, задрав сарафан до подмышек, степенно улеглась на ближайшую скамейку: "Раз уж так, то и меня, меня секите! А то чем я хуже?" Никто с ней, естественно, спорить не стал, и персонал гауптвахты с энтузиазмом принялся за работу. Тем более, что надо было израсходовать выделенный на день запас розог - иначе все оставшиеся прутья по доброй традиции достались бы задницам экзекуторов. Хлестнули розги. Клавдия Ивановна дёрнулась, взвизгнула и, романтично закатив глазки, суетливо засмеялась. Толпа захлопала в ладоши. "Ну и жопа!" - раздался чей-то восхищённый голос. "Заслуженная!" - гордо отозвалась Клавдия Ивановна.

В это время господин городовой, сканируя для отчётности паспорта наказываемых, обратил внимание на пару одинаковых фамилий. "Никак, кажись, муж с женою? А хто тут на всю площадь орал, што бабу насилят? А?!" - и он многозначительно посмотрел на Зинку. Та вздохнула и, равнодушно пожав плечами, принялась стягивать с себя треники леопардовой раскраски. Вот розги обожгли тощие ягодички, кто-то ехидно выкрикнул: "Доносчику первый кнут!" Драли Зинку не церемонясь, как последнюю шалаву. А она, жутко довольная, показывала стоящему чуть поодаль городовому язык. Когда экзекуция подошла к концу, толпа стала требовать продолжения. Зинка вроде бы тоже не возражала. Но экзекуторам было уже не до того - полиция волокла на расправу голодную студентку, дожёвывавшую украденный пирожок, трёх её подружек-соучастниц и бабку-торговку, по халатности допустившую кражу этого самого пирожка.

[Mih]

Кстати, Зинка:



Вообще шутки шутками, а я реально хочу жить в таком мире. Видеть голые задницы окружающих меня людей, видеть как их секут. Мечтаю, чтобы меня секли на радость людям. Правда ведь, здорово? Всех люблю, вот!